Станислав Зарницкий - Чичерин

Нарком решительно воспротивился этому и вновь выдвинул свой тезис о взаимозависимости внешней политики отдельных стран. Апеллируя к ленинской практике, он разъяснял, что дипломатические успехи Советского Союза объясняются прежде всего тем, что советская дипломатия не шла на поводу ни у одной стороны. Она не позволила ставить себя в зависимость от политики какой-либо империалистической коалиции. Изучение политики Англии и Франции, их столкновений в Европе и на Ближнем Востоке показывает, что англо-французские противоречия все еще остаются сильнее франко-германских, несмотря на всю видимую обостренность последних. Можно полагать, что Франция неизбежно будет искать себе союзников на континенте, а следовательно, существует реальная возможность улучшения отношений с ней и странами, поставившими свою политику в зависимость от нее, в частности с Польшей.

Дальнейшие события подтвердили правильность концепции Чичерина. Английское правительство проводило прежнюю политику Керзона. Это оно санкционировало провокации против Советского Союза, в частности в Грузии и в Средней Азии, перешло в наступление против национально-освободительного движения на Востоке, организовало интервенцию в Кантоне и антисоветскую демонстрацию на Черном море.

Тем не менее в Европе сложилась обстановка, не исключающая новой советской инициативы по урегулированию отношений с Англией, установлению связей с Францией и подготовке торгового договора с Германией. Брокдорф-Ранцау способствовал организации переговоров с германским правительством. Возвратившись из отпуска, он сообщил Чичерину, что в германских кругах выражается опасение, не ослабит ли интерес к Германии соглашение Советского Союза с Англией.

Казалось, все предвещало удачу в советско-германских переговорах. Но неожиданно 3 мая берлинская полиция совершила грубую, в старопрусском духе провокацию. Под предлогом задержания двух бежавших арестантов полицейские ворвались в здание советского торгпредства, взломали столы и шкафы сотрудников и начали рыться в бумагах. Только решительный протест приостановил эту провокацию. Германский посол был в отчаянии. Его личным планам грозил провал. После долгих переговоров конфликт был все же улажен.

Чичерин в это же время не упускает возможности восстановить отношения с Францией. Настойчивые и последовательные усилия советской дипломатии в этом направлении давали свои плоды.

Вечером 28 октября 1924 года, когда Чичерин собирался идти на очередное заседание сессии ЦИК, ему вручили телеграмму от Эррио: французское правительство признавало Советский Союз де-юре и предлагало начать переговоры по спорным вопросам.

— Мы горячо приветствуем этот акт, — говорил нарком на заседании ЦИК. — Мы видим те перспективы, которые он раскрывает перед нами в дальнейшем для развития нашей международной политики и развития наших международных экономических отношений.

Я предлагаю Центральному Исполнительному Комитету принять это предложение и ответить согласием на немедленный обмен послами с Французской республикой. Нам предлагается также немедленно открыть переговоры в Париже для урегулирования всех спорных вопросов между обоими государствами и для того, чтобы положить начало между нами дружественным отношениям экономического сотрудничества, я предлагаю принять это предложение и, приветствуя шаг французского правительства, согласиться на немедленное открытие этих переговоров.

Предложение наркома было принято единогласно.

Это был еще один рубеж на трудном пути.

В Германии антисоветские круги в противовес советско-французскому сближению пытались демонстрировать мнимые симпатии к Англии. Они прервали московские торговые переговоры. Снова Ранцау в панике, снова Чичерин убеждает посла в прочности советско-германских отношений, покоящихся на Рапалльском договоре.

Сложные проблемы урегулирования отношений с Германией действительно требовали неустанного внимания. Нужно было очень осторожно подталкивать события, опрометчивый шаг мог испортить работу многих месяцев.

Отношения с Францией налаживались с большим трудом, нужно было и тут преодолевать все новые и новые барьеры. Полпред Красин сообщал, что встретили его в Париже холодно, вручение верительных грамот задерживалось. Антисоветские настроения стремился подогреть находившийся в Париже Чемберлен.

Вообще создавалась картина «грандиозного всемирного похода» против Советского Союза. Но, как отмечал нарком, на самом деле это не так страшно. «Если Чемберлен хочет, как пророк Илья, на огненной колеснице разъезжать среди грозовых туч и метать в нас молнии, — высмеивал его Чичерин, — то встает вопрос, не будет ли он в действительности больше похож на синицу, которая хотела зажечь море».

В начале 1925 года Чичерин был много времени занят подготовкой к III сессии ЦИК, в которой ему надлежало принять активное участие. Почти все дни он проводил на заседаниях, часто возвращался домой поздно ночью, усталый, разбитый.

20 февраля вместе с другими членами Советского правительства Чичерин выехал в Тифлис, где должна была проходить сессия. В Харькове весь вокзал, перрон и часть железнодорожных путей к приходу поезда были запружены народом. Чичерин на минуту появился на площадке вагона, ответил на приветствия и скрылся в своем купе. Но собравшиеся потребовали, чтобы он сделал доклад о международном положении. Ни просьбы, ни ссылки на то, что его не будет слышно, ничто не помогло. Пришлось, стоя на подножке вагона, рассказывать о событиях текущего момента.

Сообщение об этом импровизированном докладе попало в печать, и с того дня подножка вагона стала для Чичерина ораторской трибуной. На каждом полустанке в любое время дня или ночи ему приходилось выступать экспромтом, без конспектов и записок.

В Баку Чичерин выступил на торжественном заседании ЦИК Азербайджана. Он говорил о великой нерушимой дружбе советских народов, сбросивших ярмо капиталистического рабства, об их союзе с порабощенными народами Востока.

— Для нас Баку особенно дорог еще и тем, что он является пунктом, в котором мы непосредственно соприкасаемся с Востоком.

3 марта правительственный поезд прибыл в столицу Советской Грузии. На проспекте Руставели выстроились войска. Все застыли в ожидании. Калинин приветствовал их, в ответ несся грузинский боевой клич:

— Ваша-а-а! Ура-а-а!

А потом у дворца состоялись парад и демонстрация.

Вечером того же дня в здании государственного театра открылась III сессия ЦИК СССР. На втором заседании с большим докладом о международном положении выступил нарком Чичерин.