Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини

С этого Дичка он и вылепил «двух отличных побед». Судьба этих трех фигур, как и у всех работ Бенвенуто, была сложной. Нимфу он отлил в бронзе сам, победы были отлиты уже после его отъезда из Парижа. После смерти Франциска I сын его — Генрих II — подарил все три фигуры Диане Пуатье. Она поместила их у входа в замок Анэ. После революции 1793 года в Лувре был организован музей для размещения королевских коллекций, туда и поместили нимфу. Победы попали в Музей Маленьких августинцев. Там их видел Гете и высоко оценил эти работы.

Прошло время, после реставрации фигуры стали собственностью Луи-Филиппа и находились в замке Нейи до революции 1848 года. После этого они исчезли, дальнейшая судьба их неизвестна. Во французском Музее декоративного искусства сохранились их копии. Счастье Бенвенуто, что он не знал о дальнейшей судьбе своих работ.

1543 год. Прекрасный серебряный Юпитер вместе с золоченым подножием был окончен. Для более выгодного показа светильника Бенвенуто поместил фигуру на деревянный цоколь, в который вставил четыре шарика из твердого дерева.

Шарики были наполовину скрыты в своих гнездах, но позволяли легко перемещать фигуру в любом направлении.

Бенвенуто привез Юпитера в Фонтенбло, и тут выяснилось, что у него, как всегда, есть соперник. Художник Приматиччо вернулся из Рима с античными фигурами и «с величайшим тщанием отлил их из бронзы». Фигур было шесть, Бенвенуто называет их «Леконт, Клеопатра, Венера, Комод, Цыганка и Аполлон». С Венерой и Аполлоном все ясно, Леконт — это Лаокоон, Клеопатрой прежде называли спящую Ариадну, именно спящей ее оставил Тесей; Диану, богиню охоты, называли тогда Цыганкой. Геракла в звериной шкуре определили как Комода, римского императора, недостойного сына императора Аврелия. Комод был необычайно силен, жесток, иногда сам выступал на арене как гладиатор, а называл он себя Hercules Romanus, отсюда появилась традиция изображать его в виде Геркулеса. Слепки для фигур сделал в Риме Якопо Бароцци (Виньола) — знаменитый архитектор.

Все антики выглядели замечательно, это и сам Бенвенуто признал. Разместили их в галерее дворца, той самой, которую расписал Россо и Приматиччо. Госпожа Тамп сказала, что и Юпитера надо поставить в галерее. Когда Бенвенуто увидел свой светильник по соседству с римскими антиками, он сказал себе: «Все это сделано с умыслом. Выставляться здесь то же, что пройти сквозь копья. Да поможет мне Бог!»

Бенвенуто был готов к показу, король не приходил, дело шло к ночи. Юпитер держал в правой руке молнию, «как бы собираясь ее метнуть», в левой он держал мир. В правую руку Бенвенуто приладил факел. Для придания Юпитеру величия Бенвенуто задрапировал его тончайшим покрывалом по римскому образцу.

Король и свита явились, когда на дворе было совсем темно. Если госпожа Тамп нарочно задержала короля, решив, что плохое освещение помешает по достоинству оценить работу, то она ошиблась. Вышло как раз наоборот. Бенвенуто зажег факел в руке Юпитера, свет падал сверху, все получилось очень эффектно. Асканио, пришедший с Бенвенуто, легонько двигал фигуру навстречу королю и свите, и олимпийский бог казался живым. Восхищенный король сказал:

— Это прекраснее, чем я ожидал.

Именитые родственники и все вельможи вторили ему, все, кроме госпожи Тамп.

— Можно подумать, господа, — сказала она, — что у вас нет глаз. Оглянитесь, посмотрит на дивные фигуры античных мастеров. Это вам не современные поделки.

Король возражал, говоря, что находит работу Бенвенуто не только не хуже, но и лучше антиков.

— Интересно, как Юпитер будет выглядеть днем, — продолжала госпожа Тамп. — И без покрывала, которое явно скрывает его недостатки.

До предела взвинченный Бенвенуто тут же попытался сорвать покрывало, сделал это неловко, порвал, приподнял снизу и обнажил «эти прекрасные детородные части». Госпожа Тамп решила, что он сделал нарочно, «открыл эти части ради личной насмешки». Сейчас мадам сорвется на крик… Бенвенуто уже открыл рот, чтобы извиниться, оправдаться, но мудрый король сказал:

— Бенвенуто, я лишаю тебя слова! Молчи, и ты получишь больше, чем даже желаешь.

С этими словами Франциск быстро пошел прочь, свита направилась за ним. Госпожа Тамп приглушенно высказывала свое негодование, ругаться в голос она не решалась, потому что король по дороге продолжал хватить работу Бенвенуто. Мастер был счастлив.

На этот раз Бенвенуто получил от короля не только обещание, а реальные деньги, утром казначей выдал ему тысячу скудо. Меньше обещанных, но все равно очень достойные деньги. Бенвенуто вернулся в Париж в самом хорошем расположении духа. Но добавлю ложку дегтя — дальнейшая судьба серебряного Юпитера неизвестна.

Бенвенуто решил теперь вплотную заняться колоссом, «…с превеликим усердием и старанием принялся заканчивать эту великую статую Марса, каковую я сделал из брусьев, отлично пригнанных в виде остова; а поверх этого мясом была кора, толщиной в осьмушку локтя, сделанная из гипса и тщательно сработанная; затем я определил вылепить сказанную фигуру из многих кусков, а потом связать ее в лапу, как учит искусство; что мне было весьма легко сделать». Грустно это писать, когда знаешь, что колосс так и не был окончен, а после отъезда Бенвенуто в Италию и вовсе разрушен. Но надо помнить — наградой художнику является сама работа. Колосс возбуждал огромное любопытство парижан и даже подтвердил своим наличием старинную легенду, связанную с маленьким Нелем. Считалось, что в замке живет дух, то есть привидение.

Желая наладить спокойную жизнь, Бенвенуто запретил своим юношам водить в дом «непотребных женщин». А если любовь? Она как раз случилась с Асканио, да такая, что юная особа сбежала от матери к возлюбленному и отказалась возвращаться домой. Днем Асканио прятал девушку в голове Марса, а «ночью он иногда ее тихонечко доставал». На эту голову пялился весь Париж, на крыши залезали, проникали на луг замка. Иногда внутри головы просматривалось «некое легкое движение», и люди говорили: туда вселился дух маленького Неля. Сюжет этот хорошо обыграл Дюма в своем романе «Асканио», приврал, конечно, но это обычная вещь для романиста.

Весной 1544 года, в очень трудное время, когда испанцы двигались к Парижу, у Бенвенуто родилась дочь. Мать — та самая Джанна Дичок. Отцу и в голову не пришло оформить с ней брак. Но крестили девочку по всем правилам, нарекли Констанцией. Крестным отцом был друг Челлини врач Гвидо Гвиди, крестных матери, по французскому обычаю, было две — госпожа Мадлена, супруга писателя Луиджи Аламанни, и жена Ричарда дель Бене, флорентийца и купца. Сама супруга Ричарда, Бенвенуто это подчеркивает, была «знатная французская дворянка».