Стюарт Каган - Кремлевский волк

Лазарь тяжело поднялся со стула и еле выпрямился. Он посмотрел в лицо Хрущева и направился к двери. Он сжал ручку двери и открыл ее. Лазарь хотелось что-то сказать, но слова застыли в его горле. В коридоре охранник отдал ему честь. Лазарь знал, что в этом кабинете он был в последний раз.

Ему мучительно захотелось поехать в Кабаны. Скорым поездом он доехал до Киева и пересел на местную электричку. Только шесть остановок отделяли Лазаря Кагановича от места его рождения. Станция теперь была гораздо больше. Его имя было четко написано на деревянной табличке. Проходившие мимо него люди замедляли шаг и шептались, но подходить не решались.

Лазарь пошел по главной улице, он хотел побыть наедине с собой, но уже от самого скорого поезда за ним неотступно следовал незнакомый мужчина. Лазарь точно знал, кто этот мужчина. В одном месте Лазарь даже кивнул ему. Это не было секретом. Хрущев хотел знать точно, чем занимается Лазарь в каждый данный момент времени. Мужчина был молодой, лет двадцать пять, не больше. Он был крупного телосложения, и на нем была широкополая шляпа. Лазарь вспомнил время, когда он и сам был такой же молодой и здоровый. Это было сорок лет назад.

Лазарь бродил по улицам. Все казалось чужим и незнакомым. Появились даже светофоры. Были новые дома. Их стало наверно раза в четыре больше, чем тогда. Казалось, большую часть города составляли заводы, изготовлявшие запчасти к вооружению. Один завод изготовлял винтовочные стволы, другой изготовлял спусковые механизмы. То, что раньше было заспанным селом, теперь был оживленным промышленным городом. На душе Лазаря потеплело. Он почувствовал гордость за то, что это место теперь названо его именем.

Лазарь направился к тому месту, где когда-то стоял их дом, но там вообще не было домов. Теперь там возвышалось одно большое здание с маленькой вывеской сбоку. Это был кирпичный завод. Самосвал, из которого текло масло, стоял прямо на том месте, где у мамы Саши был огород.

Здание кирпичного завода продолжалось и на участок где жил дядя Левик. Лазарь видел двух человек, которые читали газеты прямо на месте, где была комната Морриса. Один из них курил папиросу, а другой чесал свои яйца.

Дядя Левик, Моррис… Память унесла Лазаря в те дни в Кабанах, когда было совсем по-другому. Он поискал взглядом то дерево, на котором они вырезали профили и бросали в них камни. На месте дерева тоже стояли новые постройки. Сохранился одноэтажный кирпичный дом: сначала на нем висел портрет царя, а потом, когда там разместили партийный комитет и повесили портрет Ленина, в него уже никто не осмеливался бросать камни.

Лазарь непроизвольно думал о Моррисе. Он всегда хотел написать ему. Лазарь знал, где живет Моррис. Госбезопасность нашла для него адрес. Моррис жил в Филадельфии. Он был портным и работал на «улице Тейлоров», то есть улице портных. Моррис жил со своей женой Ханной. У них было четверо детей, один из которых умер от «казачьей болезни», так в Америке еще называют врожденную болезнь Тай -Сакса, которой болеют только восточно-европейские евреи. Наверно, он должен был написать Моррису. Может быть еще не поздно? Лучше поздно, чем никогда. Как бы он хотел сейчас поговорить с Моррисом, с дядей Левиком, мамой Сашей, отцом Моисеем…

Лазарь посмотрел на окружавшие его дома. Один из домов «подпирал» сопровождающий его детина, которому впору было бы работать на стройке. Лазарь кивнул ему.

- Пойдем - Сказал ему Лазарь. Я уезжаю.

Лазарь пошел обратно на станцию. Парень плелся совсем с ним рядом. Лазарь стоял и ждал электричку, и смотрел на табличку со своей фамилией, колыхавшуюся на ветру. Он знал, что скоро ее снимут.

Газета “Нью-Йорк Таймс» от 4 июля 1957 года без сожаления сообщила, что Лазарь Моисеевич Каганович снят со всех ответственных постов и переведен на работу в провинцию. Газета «Нью-Йорк Таймс» обласкивала теперь нового своего любимца - Хрущева. Лазарь Моисеевич не оправдал ее надежд. 7 октября 1957 года та же газета поместила статью, в которой говорилось, что город Кабаны, носивший имя Каганович, переименован в Новокаширск. Еще восьми населенным пунктам носивших его имя возвращены прежние названия. Московский метрополитен имени Кагановича стал называться метрополитеном имени В.И. Ленина.

ЭПИЛОГ.

За окном стемнело. Тело ломит от долгого сиденья на одном месте, и раскалывается голова. Глаза болят. Я очень устал.

Передо мной остатки того, что мы поглотили за прошедшие десять часов. Серединки кусков черного хлеба - мы предпочитали корочки, высохшие остатки колбасы, кожура от лосося, крошки от пирога с изюмом и бесконечные кружки чая.

Человек, покачивающийся напротив меня в кресле качалке с подушечками, произносит:

- Ты еще молод. Сила приходит с годами.

Я поднимаюсь и разминаю затекшие ноги. Мне надо запомнить все услышанное. Он не позволил ничего записывать. Более того, он проверил, что в моих карманах ничего нет. Но наш разговор еще не окончен.

- А что теперь?

- Что теперь? Ничего. Думаешь, я сразу буду звонить Андропову, как только за тобой закроется дверь?

- Я не знаю.

- А я знаю. Конечно, нет. КГБ это не касается. Но я позвоню Леониду. Ему я обязан сообщить о твоем визите.

Он увидел страх в моих глазах и улыбнулся.

- Не бойся, дружок. Леонид тоже с Украины, и он один из моих протеже. Он мне кое-чем обязан. Он тебя не тронет.

- Как Хрущев вас?

Лазарь хмурится. Это было дело прошлого, но напоминание все еще остается болезненным.

- Извините, я не хотел…

Он только машет рукой.

- Ничего, ничего. Это мои проблемы, не твои. В конце концов, Никиты больше нет. Туда ему и дорога. А я еще живу и бодаюсь.

Затем он быстро меняет тему разговора.

- Ты знаешь, что я - чемпион района по домино? А, может, и всей Москвы? Видишь эти фонари внизу?

Он указывает рукой за окно.

- Мне удалось добиться, год назад их установили прямо здесь, и поэтому я вместе с другими пенсионерами могу допоздна играть в домино по вечерам.

- Как видишь, у меня еще есть власть.

Я обхожу квартиру, касаясь пальцами мебели. Квартира совсем небольшая. Я стараюсь представить, что в этих двух небольших комнатах осталось от огромной квартиры на престижном Кутузовском проспекте. Несомненно, что кресло-качалка перевезена с дачи, которой у него больше нет. На стене в рамке висит фотография женщины.

- Это Мария. Она умерла от рака много лет назад.

Он смотрит куда-то в сторону.

- Морриса тоже больше нет. Он умер два года назад.

- Я не знал, хотели бы вы об этом знать?

- Я всегда хотел, и сказал об этом.