Сергей Николаевич - Майя и другие

Если бы это была одна история…

Она вытирала ноги о мужчин. Может, она мстила им, может, это просто была ее натура. Когда какой-то стареющий, склонный к депрессиям военный застрелился из-за нее (в предсмертной записке было только ее имя, больше ничего, никаких объяснений, только имя женщины, ставшей роковым наваждением), она с гордостью, хохотом, восторгом часто рассказывала об этом – люди не знали, как реагировать…

Ей не было еще сорока, когда, как у всех, тело уже начало демонстрировать свой долгий путь умирания – эти морщинки, седые волосы, другие грустные изменения. Потихоньку менялась и уходила сексуальная привлекательность. Но – какое-то время – женщине помогают держаться краски и знания, мужчине – уверенность в себе. Жила она с дочерью – рыхлой девочкой-подростком, очень скрытной, – на которую то и дело срывалась, обзывала так, как, наверное, моряки обзывают последнюю портовую шлюху, попавшую в их распоряжение.

Девочка заболела, пришлось везти ее к врачу. Врач сказал, что девочка давно и успешно беременна, аборт делать поздно.

Но знаменитая актриса N не любила, когда ее загоняют в угол. Если вы бросали ей вызов, будьте уверены: она умрет, но не сделает того, что вы от нее требуете. Как только девочка родила (мальчика), была написана отказная, мать и дочь оставили ребенка в роддоме, уехали домой – восстанавливаться, забыть все это, как страшный сон. Но страшный сон только начинался.

“Эта история стала достоянием кинематографической общественности, – рассказывала молодому драматургу известная критикесса, когда они вместе обедали. – Последние давалки, последние алкашки подходили и плевали ей в лицо!”

На какое-то время актриса исчезла. А когда появилась, была уже другая. “Вы видели, как постарела N?” – шептались о ней. Впрочем, постарела она не больше, чем остальные. Просто был сильный контраст с ее сногсшибательной красотой в молодости. А кроме того, природе-предательнице она ответила в своей непримиримой вызывающей манере: принципиально перестала следить за собой.

“Она книгочейка, – продолжала известная критикесса, – она всегда что-то читает. Читала. У нее в квартире одни книги. Есть только два актера, которые так начитанны: это знаменитый актер G и она”.

На телевидении началось время ток-шоу, интервью, все что-то говорили: о политике, о личной жизни, о домашних животных… Выяснилось, что брать интервью у знаменитой актрисы N — счастье. Она была умная, как ученый муж. Смелая. Не боялась говорить ничего. Участвовала только в общественно-политических передачах и только тет-а-тет с ведущим – никаких общих крикливых свалок. Расхристанная, неухоженная, стильная – по-прежнему страстная – вот какая она представала теперь перед зрителем. В кино практически не снималась – и слава богу! – кинематограф в стране деградировал быстрее, чем стареет человек. Она смело и обоснованно критиковала власть, зрители влюблялись в нее – нельзя не влюбиться в умницу. Актриса не любила общество и, наверное, людей. Она предпочитала одиночество. В личном общении была вежлива, закрыта, а иногда внезапно и шокирующе зла.

Но…

Государственные телеканалы постепенно превратились в площадку для развлекательных шоу. Впрочем, что в этом было развлекательного, недоумевала актриса. Это был какой-то силос для отупевшего народа, и она со злостью выключала телевизор. Оставались единичные радиостанции и газеты, ориентированные на интеллигенцию, на думающего небезразличного человека. Актриса была частым гостем в этих СМИ. Комментировала, призывала, возмущалась. Но… Был один недостаток. Темы, которые обсуждались (политика, общество), оставались настолько безысходными, что постоянная аудитория жила в состоянии постоянного негатива. Хотелось застрелиться.

На какое-то время актриса вдруг снова исчезла. А когда появилась (в “Ю-Тьюб” выложили кучу записей с телефонов, где она танцует с каким-то хохочущим парнем на Старом Арбате), когда появилась – была другая: располневшая, по-прежнему неухоженная, но уже не стильная, не сексуальная…

В комментариях развернулась дискуссия: она или не она? Кто эта старая неадекватная женщина? Люди не могли поверить, что это знаменитая актриса N, но в глубине души хотели этого. Людям нравились развлекательные потрясения. Кто-то написал: “Я недавно видела N, она прекрасно выглядит, это не она”. Кажется, все поверили. Но это была она.

Желтая пресса почему-то ее не трогала. Кто знает, вдруг журналисты не управлялись с количеством звезд, скандалов, событий… Пришло время, когда значение слов обесценилось. Если на кафе или в супермаркете была надпись “Вкусно по-домашнему”, никто не придавал этому значения, все знали – это пустые слова. Звездой теперь называли любого, чье имя на слуху. А великими и гениальными – каждую знаменитость, которая дожила до старости. “Звезды” множились, чтобы заполнять эфиры телеканалов (телеканалы тоже множились), тысячи страниц газет и журналов… В общем, на фоне этого избытка актрису, к счастью, никто не трогал, не глумился над ней, о ней забыли.

Дочь жила отдельно. Она оплачивала матери сиделку, забирала пенсию, распределяла деньги.

Итак, дочь.

С годами она стала активная, вульгарная, превратилась в нимфоманку, неврастеничку, безуспешно и отчаянно сидела на диетах и в кабинетах психоаналитиков. Ее главный талант был в двуличии: она умела жаловаться, заискивать, принижаться, восхищаться, увлекательно поговорить о каких-то позитивных и парадоксальных психологических установках, расположить этим собеседника… А внутри четко двигалась к своей цели и выгоде, как летчик с холодным умом, сидящий за штурвалом и уверенно управляющий шпионским самолетом.

Она феноменально лицемерила и получала от этого наслаждение, как игрок. Или как дочь феноменальной актрисы.

Женщины относились к ней хорошо. У нее было много полезных знакомств.

Мужчины иногда покупались на ее телеса, а также на многообещающую сексуальную напористость в сочетании с тем, как она сюсюкалась-пресмыкалась перед ними. Но отношения всегда длились недолго, в финале мужчины бежали от нее, как от черта. Она приходила к матери пьяная и кричала: “А ты знаешь, тварь, что ты сломала мне жизнь?!” N безутешно плакала, ловила руки дочери, чтобы целовать их: “Доченька, милая моя, любимая моя…”

Дочь работала в какой-то околокиношной конторе и в качестве мелкой сошки-организатора летала на различные фестивали, мероприятия… Однажды в самолете она познакомилась с общительной, довольной жизнью чиновницей из какого-то комитета. Разговорились.

– А давайте вашей маме награду сделаем? – с искренним энтузиазмом предложила благополучная чиновница (оказывается, награды делались именно так).