Герман Герстнер - Братья Гримм

Многих, в том числе и братьев Гримм, речь короля буквально привела в оцепенение. В письме к Дальману в апреле 1847 года Якоб писал: «Речь короля подействовала на меня удручающе; она наводит меня на тяжелые размышления; думаю, на большинство людей она произведет пренеприятное впечатление. До сих пор я все еще надеялся, но теперь убедился в том, что он не может правильно понять свое время и свое место. В таких случаях особенно высоко ценишь конституцию, при которой можно жить свободно и спокойно. Все прочие планы и труды без нее кажутся никчемными и пустыми».

Февральская революция 1848 года в Париже нашла живой отклик в Берлине. Недовольство народа вылилось в кровавые столкновения. 18 марта дело дошло до уличных боев, строили баррикады. Королю пришлось охранять свой замок с помощью тысяч солдат, вокруг замка было образовано живое кольцо в несколько километров. Во дворец приходили и уходили депутаты, а король никак не мог прийти к какому-либо решению. А на улицах стреляли, на улицах лилась кровь.

Вильгельм Гримм, свидетель уличных боев, так описывал их брату Людвигу Эмилю: «В три часа начался этот ужасный бой. Целых четырнадцать часов две или две с половиной тысячи солдат ожесточенно сражались на улицах с народом. Грохот взводных залпов, выстрелы пушек и разрывы картечи были ужасны, особенно среди ночи. В разных местах возникали пожары, а когда орудие замолкало на несколько минут, слышался жуткий сигнал «в атаку». Можно было не беспокоиться, что бой перекинется на нашу улицу, расположенную на судоходном канале, как бы запиравшем ее с одного конца, а вот недалеко от нас, у Ангальтских ворот, бой разгорелся яростный. Мы, конечно, целую ночь не спали».

После этого король распорядился, чтобы из столицы были выведены войска, одновременно обещал созвать собрание для разработки конституции. Он заявил, что тоже стремится к «свободе Германии, к единству Германии».

Началась кампания по составлению и разработке конституции для всей Германии. С одобрения правительств в отдельных землях народ избирал своих депутатов на национальное собрание, которое открылось под черно-красно-золотым флагом в мае 1848 года во Франкфурте в церкви св. Павла. Депутаты собрались в надежде определить основные права парода и восстановить единство Германии.

Депутатом на национальное собрание был избран и Якоб Гримм. Он прибыл во Франкфурт с ощущением, что все важные вопросы утонут в дипломатической болтовне, длинных и нудных дискуссиях, и выразил свою озабоченность, что растянутые на долгие месяцы переговоры поставят под угрозу боевой дух и успехи народа.

Ученый перед депутатами хотел выразить свою личную точку зрения, которую выработал в процессе исторических исследований. Он обратился к собранию, громко и отчетливо выговаривая каждое слово: «Я хочу сказать лишь несколько слов в пользу статьи, которую я имею честь предложить. Понятие «свобода» настолько свято и важно, что мне представляется крайне необходимым поставить его во главу наших основных прав. Поэтому я предлагаю статью первую проекта сделать второй, а вместо нее на первое место вынести статью следующего содержания: «Все немцы свободны, а немецкая земля не терпит рабства. Несвободным иностранцам, пребывающим на ней, она возвращает свободу». Таким образом, я вывожу из права на свободу силу воздействия свободы, ибо в противном случае несвободным стал бы сам воздух, а свобода должна сделать свободным и немецкий воздух».

Якоб Гримм выступил за создание единой Германии под руководством Пруссии. Оставаясь во Франкфуртском национальном собрании около четырех месяцев, он все больше разочаровывался из-за бесконечных речей. «Великогерманцы», выступавшие за включение Австрии в состав Германии, спорили с так называемыми «малогерманцами».

Воодушевление, с которым национальное собрание приступило к работе, исчезало под напором трудностей. Некоторые депутаты были отозваны правительствами, другие уехали по своей воле. Оставшиеся переехали в Штутгарт. В 1849-м вюртембергское правительство распустило его.

Якоб, разочарованный, как и большинство его современников, вернулся за свой письменный стол.

Вильгельм, разделяя разочарование брата, писал: «Когда, возвращаясь по железной дороге, я увидел вдали Берлин, то испытал чувство подавленности от необходимости вновь окунаться в повседневные переживания, нужды и заботы, что теперь стало судьбой всей Германии. Мы стоим сейчас перед будущим, как перед закрытыми воротами: хорошо, что мы не знаем, что окажется за ними, когда они откроются».

Но «ворота» к светлому не открылись. В мае—июне 1849 года в Бадене, Пфальце и Саксонии с революцией было покончено. В Пруссии власти навязали народу палату дворян и палату депутатов. В 1850 году было принято нечто подобное конституции. Выступления в Австрии были также подавлены. На трон вновь укрепившегося государства вступил восемнадцатилетний Франц Йозеф. Государство вернулось к абсолютистской форме правления. Там же, где конституции были приняты, они все равно существовали скорее формально. Действительность развеяла мечты о «единстве и свободе».

Братья Гримм горько переживали крушение своих политических надежд. Но на их научной деятельности это никак не отразилось — они с новыми силами взялись за исследования, видя в работе смысл своего существования.

В ноябре 1849 года Якоб произнес перед членами Академии наук важную речь «О школе, университете, академии», поставив задачи перед каждой из этих организаций. «Наше общественное положение, — говорил Якоб, — стало хуже и мрачнее». Именно поэтому особое значение придается воспитательным учреждениям в будущем, в частности начальным школам. Существование общественных учреждений, которым с полным доверием можно было бы поручить большую часть воспитания, — великое благо и для родителей и для детей. Похвальные слова сказал он и в адрес университетов — они «заметно прогрессируют». Академии он охарактеризовал следующим образом: «Это свободные, независимые объединения ученых, идущие во главе науки. О науке, — добавил Якоб, — у меня самое высокое представление. Все знания обладают стихийной силой и подобны лавине прорвавшейся воды или пламени, которое, возгорясь, изливает потоки света и тепла. До тех пор пока существует человек, мучительную жажду знаний нельзя утолить полностью, как бы часто это ни делалось».

Но, прежде чем Якоб смог снова полностью посвятить себя, как он говорил, «храму науки», он еще раз был вовлечен в политику. Во Франкфуртском народном собрании дебатировался так называемый Шлезвиг-Гольштейнский вопрос. Датский король путем введения общегосударственной конституции хотел привязать к Дании два этих герцогства. Общественное же мнение выступало против. Дело дошло до вооруженной борьбы между федеральными войсками и Пруссией — с одной стороны, и датчанами — с другой. Дюппельские редуты несколько раз переходили из рук в руки. Наконец согласно «лондонскому протоколу» оба герцогства в решении наиболее важных вопросов были подчинены Дании.