Хочу жить! Дневник советской школьницы - Луговская Нина
«С питанием у нас сейчас дело плохо: нет мяса, нет масла, и решили заговеть на молоке, так как кружка уже поднялась до 50 копеек, масло по 10 рублей тоже не покупаем, а мясо в этом месяце выдали только за 2 дня…»
«Купили сегодня конины – цена доступная, 1 рубль за кило, завтра сделаем тушеное мясо. Дети протестуют: „Не будем есть“. Ничего, с голоду поедят…»
«Работаю по-прежнему много, иногда до помутнения мозгов…»
«Мой добавочный заработок пойдет главным образом на покрытие долгов…»
«На мое жалованье 175 рублей[54]прожить трудно, невозможно просто…»
Осенью 1931 года Любови Васильевне стали помогать старшие дочери, выполняя за нее надомную работу, о чем она с гордостью сообщала мужу в декабре:
«Итак, папа, мы дождались помощников. Ляля и Женя вместе зарабатывают 90 рублей, почти мой заработок»[55].
Больше всего ее как мать волновало то, что занятость до позднего вечера в будние дни и многочасовые поездки по городу в поисках продуктов и одежды в выходные отнимают у нее все свободное время, что дети совсем заброшены, о чем она очень переживала и с горечью писала мужу:
«Моего влияния за последние месяцы не было, так как сдельная работа меня совершенно оторвала от дома и детей. А этот возраст особенно требует разумного влияния…»
«Мне иной раз кажется, что они совсем стали чужими…»
Девочки редко писали отцу, ссылаясь на занятость, рассказывали в письмах об успехах в школе, о занятиях музыкой и спортом, о прочитанных книгах и спектаклях в театрах, просили совета, что им делать по окончании семилетки. И Сергею Федоровичу многое не нравилось во времяпровождении дочерей, его очень волновало, что они в сложный переходный период оказались без твердого руководства отца, и он пытался хотя бы в письмах повлиять на них, донести свое мнение:
«Одно знайте – учитесь получше, запасайтесь знаниями, читайте больше, чтобы быть в любую минуту готовым к борьбе за свое существование, а повеселиться можно дома с мамой. Ваше положение делает вас головою старше всего вашего класса, примите же это как неизбежное, должное и смелое и с сознанием своего достоинства смотрите на все вокруг себя…»
«Относитесь ко всему критически, проверяйте, не берите на веру, выясняйте в других книгах, о своих сомнениях напишите мне, и я отвечу вам всегда охотно…»
«Будьте настойчивы в своих стремлениях, развивайте свою волю – это основное качество человека. Затем будьте мужественны и никогда не будьте трусами…» «Мне особенно хочется, чтобы из вас получились настоящие люди, интеллигентные, серьезные, умные. Поэтому я с большой осторожностью смотрю за каждым вашим шагом…»[56]
В семье политикой интересовалась в основном младшая дочь Нина, но говорить с сестрами или с матерью на подобные темы у нее не получалось, поэтому свои впечатления от происходящего в стране, разговоры и споры с сестрами, отношение к школе и учителям, к нынешнему студенчеству она описывала в дневнике. Приведем некоторые выдержки из него:
«Я никогда не могу согласиться с сестрами, признающими в настоящем строе социализм и считающими теперешние ужасы в порядке вещей…» [04.07.1933].
«Разве можно сравнить бывшее студенчество с теперешним? Есть ли какое-нибудь сходство между грубыми, в большинстве случаев совершенно неразвитыми людьми, способными из-за малейшей выгоды на всякую подлость, с полными жизни, умными и серьезными, готовыми в любую минуту пострадать за идею молодыми людьми прошлого века…» [08.07.1933].
«Странные дела творятся в России. Голод, людоедство… Многое рассказывают приезжие из провинции. Рассказывают, что не успевают трупы убирать по улицам, что провинциальные города полны голодающими, оборванными крестьянами…» [31.08.1933].
«Даже школы – эти детские мирки, куда, кажется, меньше должно было бы проникать тяжелое влияние „рабочей“ власти, не остались в стороне. Отчасти большевики правы. Они жестоки и варварски грубы в своей жестокости, но со своей точки зрения правы. Если бы с детских лет они не запугивали детей – не видать им своей власти как ушей. Но они воспитывают нас безропотными рабами, безжалостно уничтожая всякий дух протеста…» [30.01.1935].
7 января 1932 года срок ссылки мужа заканчивался, поэтому Любовь Васильевна уже осенью стала отправлять мужу небольшие суммы денег, чтобы он смог взять билет на поезд и выехать из Усть-Сысольска. В марте Сергей Федорович вернулся в Москву, и после долгих усилий, благодаря помощи знакомых, ему удалось здесь остаться и даже поступить на работу экономистом сначала в столовую, а позднее – на строительстве домов для метростроевцев. Жизнь, кажется, начала налаживаться…
* * *Дневник Нины Луговской, включенный в материалы следственного дела, состоял из трех больших общих тетрадей. Первая тетрадь велась с 8 октября 1932 года по 26 марта 1934 года, вторая – с 28 марта 1934 года по 6 апреля 1935 года и третья – с 7 апреля 1935 года. Последняя запись в дневнике была датирована 3 января 1937 года, а 4 января в квартире Луговских был проведен тщательный обыск, во время которого вместе с книгами и перепиской был изъят и дневник Нины.
Записи в дневнике велись Ниной нерегулярно, иногда она писала почти каждый день, но чаще с большими перерывами, – все определялось как ее настроением, так и происходящими в стране событиями. Почерк ее очень неразборчив, многие слова и фразы трудно читаемы, в основном записи в дневнике идут сплошным текстом, без абзацев и знаков препинания, часто с грамматическими и стилистическими ошибками, поэтому текст пришлось исправлять, разбивать на части, исходя из смысла излагаемого, а также сокращать некоторые повторяющиеся или же неразборчивые фрагменты текста.
Следует заметить, что в августе 1935 года Любовь Васильевна прочла часть дневника Нины, после чего у нее был серьезный разговор с дочерью: мать предупредила, что многие откровенные высказывания Нины могут быть представлены как «контрреволюционные» и стать причиной ареста не только ее самой, но и других членов семьи. Нина очень серьезно отнеслась к предупреждению матери, внимательно просмотрела весь дневник и постаралась тщательно зачеркнуть наиболее резкие высказывания. Некоторые строки удалось расшифровать, и в тексте они даны курсивом, а нерасшифрованные строки отмечены сносками.
И еще одно замечание, касающееся дневника. После изъятия тетрадей при обыске они были тщательно изучены следствием, многие строки в них были подчеркнуты красным карандашом, а затем часть из них распечатана на отдельных листах под заголовком «Выписки из дневника Луговской Нины Сергеевны» и приобщена к материалам следственного дела. Эти подчеркнутые строки представляют особый интерес, так как показывают, что же в личном дневнике подростка привлекало внимание чекистов и позднее было представлено ими как документальное подтверждение «контрреволюционных взглядов» Нины Луговской.
В Заключении, на основании рапортов, протоколов допросов, «Обвинительного заключения» и реабилитационных материалов из архивно-следственного дела, рассказывается об аресте Любови Васильевны и ее дочерей, ходе следствия и проводившихся допросах, окончательном обвинении и приговоре каждой из них, а также о том, как сложилась дальнейшая судьба арестованных.
В Приложении Iприводятся отрывки из писем С. Ф. Рыбина дочерям, подчеркнутые следствием и распечатанные на отдельных листах под заголовком «Выдержки из писем Рыбина С. Ф.». Они были приобщены к материалам дела как доказательство воспитания дочерей «в контрреволюционном террористическом духе, в результате чего его дочь Луговская Нина была намерена совершить террористическое покушение на тов. Сталина»[57].
