Эвелин Левер - Мария-Антуанетта

Де Бриен с облегчением вздохнул, узнав о переговорах Мерси, и попросил последнего «уговорить Некера согласиться». Ему еще не удалось победить упрямства короля, которое оставалось по-прежнему очень сильным. На следующий день Мерси провел у Некера три часа. По просьбе королевы, посол вселял в него уверенность, что все надежды возлагались на него, и только на него. Некер же сильно сомневался в происходящем, поэтому вел себя довольно сдержанно. Он отказался войти в министерство, которым управлял архиепископ. Прежде чем дать окончательный ответ, Некер попросил два дня на размышление.

Мария-Антуанетта не могла поверить: ее план сработал. В первый раз она приняла важное политическое решение, и в первый раз она действовала вместо короля. В эти тяжелые времена Людовик XVI словно отстранился от правления страной. Сам того не осознавая, он возложил всю власть на королеву, которая была совершенно не готова нести этот груз. С отъездом де Бриена у Марии-Антуанетты было впечатление, что она потеряла единственную опору. Королева стала жертвой одиночества, которое усиливалось ее нежеланием управлять королевством. Ее одолевали тяжелые предчувствия, вечером 25 августа она написала Мерси: «Архиепископ уехал. Я не могу передать вам, каким тяжелым был для меня этот день. Понимаю, что это вынужденный шаг, но боюсь, что он повлечет за собой несчастья, которые будут связаны с парламентом и Генеральными штатами. Я только что написала Некеру и пригласила его завтра к десяти часам для переговоров. Больше нет сомнений; если завтра он согласится на эту должность, это будет самое лучшее. Это так важно. Я дрожу от мысли, что я сама пригласила его вернуться. Моя судьба будет несчастной, я знаю; и если он не сможет улучшить ситуации и повлиять на короля, если он не возьмет на себя всю силу и полноту власти, меня будут ненавидеть еще больше. Я боюсь, что нам придется назначить его премьер-министром. Самое главное, чтобы Некер это осознавал». 26 августа Некер получил аудиенцию у короля, которая прошла в присутствии королевы. Впервые Людовик XVI попросил свою жену присутствовать при официальной беседе с министром. Приглашенный на должность управляющего финансами, Некер был на второй день назначен государственным министром. Это позволяло ему присутствовать на всех советах.

Людовик XVI не назначил первого министра, все его функции выполнял Некер. Его задача оказалась гораздо более сложной, чем он мог себе предположить. Ему нужно было не только урегулировать финансовые трудности, но и подготовить страну к созыву Генеральных штатов. «Найдя слишком поздно человека, единственного, который мог вернуть страну к нормальной жизни, он наделил его столь трудными обязанностями, что те просто пугали его», — писал Мерси.

Кризис приобретал такие масштабы, о которых монархи и не подозревали. Финансовые проблемы отходили на второй план. И настоящие дебаты разворачивались насчет политического режима. Этим была охвачена вся страна. В трактирах, клубах, салонах только и говорили, что о новой конституции, которая должна была разрушить деспотизм и устранить все привилегии. Если до этого момента патриоты и парламентарии были едины в своем желании созвать Генеральные штаты, то теперь они спорили о роли и задачах этого собрания. Парижский парламент, а также большая часть знати настаивали на том, чтобы штаты были созваны по образцу собрания 1614 года. Это означало, что количество депутатов третьего сословия будет весьма скромным, однако они соглашались с правом третьего сословия на голосование. Либеральная знать и буржуазия мечтали об ассамблее, способной произвести реформы, которые сделают Францию демократической страной, страной, о которой философы мечтали еще в прошлом веке. Желая примирить патриотов и знать, Некер убеждал короля в необходимости создания новой ассамблеи для решения этой важной проблемы.

Король выжидал, по-прежнему надеясь на поддержку духовенства и знати, которые тем не менее хотели ограничить власть монархии. Он не испытывал никакой нежности по отношению к третьему сословию, и тем более их требованиям на права, которые становились все более настойчивыми. Как обычно, он колебался. Некер советовал ему не считаться с мнением принцев, которые не выражали мнения народа. Людовику XVI нужно было противостоять принцам, чтобы вернуть свою популярность, в которой он так нуждался. Для него все это сводилось к увеличению количества депутатов третьего сословия в Генеральных штатах, и ничему больше. Он даже не ставил вопроса о праве на поголовное голосование.

Прежде чем принять решение, он решил собрать особый совет, в котором участвовали в первую очередь его жена и братья. До сих пор Мария-Антуанетта довольствовалась лишь тем, что заседала в министерском комитете, не принимая никаких решений. «В таком противоречивом союзе королева вела себя очень мудро, сохраняя при себе свое мнение и избегая очевидной поддержки одной из сторон», — писал Мерси императору. На этом совете 27 декабря 1787 года она не произнесла ни слова, но одобрила решение удвоить количество депутатов третьего сословия, что вызвало большое недовольство ее родственников. Так же как и се муж, она уступила требованиям министров, которые, как ей казалось, обеспечат будущее монархии.

Глава 21. 1789

Никогда еще Мария-Антуанетта не чувствовала себя так одиноко, как в начале 1789 года. Большинство се современников, начиная с Мерси, видели в событиях прошлого года начало ужасной революции. С момента отставки Ломени де Бриена, королева понимала, что ни на кого из своих друзей она не могла положиться. Время шло, и теперь уже неоткуда ждать помощи. Аббат Вермон настаивал на том, чтобы она рассталась с герцогиней де Полиньяк. Подруги несколько раз даже ссорились. Прекрасно осведомленная о том, какие меры предпринимает аббат, чтобы разлучить их с королевой, герцогиня попросила королеву защитить се. Однако королева «обращается довольно сухо со своей подругой». По словам Бомбеля, отношения между ними были близки к разрыву. Королева тем не менее удержалась от разрыва с мадам де Полиньяк прежде всего потому, что над ее собственной головой нависла угроза и ей нужно было найти укрытие и защиту у своей подруги.

Отношения в королевской семье также не отличались теплотой и любовью. Принцы становились на сторону патриотов, а граф д'Артуа выступал, как защитник знати. Однако все они, не колеблясь, противостояли королю, когда все трое собирались вместе. Мария-Антуанетта грустно заключала, что Людовик XVI не осмеливается предстать перед своими братьями как властный монарх. Королева всегда испытывала большое недоверие по отношению к родственникам со стороны мужа. Отношения придворных к ней стало намного более подозрительным, они словно наблюдали за ней. Вот уже несколько месяцев при дворе распространялся странный слух. Говорили, что брат короля еще на первом заседании ассамблеи представил досье, которое доказывало незаконность детей Людовика XVI. Формальных доказательств не было, а потому на эту тему говорили лишь в полголоса. Шептались даже о возможной ссылке королевы в Валь-де-Грас. Тетушки предложили своему племяннику выслать ее назад, в Вену. Для некоторых апологетов старого королевского двора это мера рассматривалась как «единственное и последнее лекарство, способное излечить страну от ненависти». Многие хотели убедить Людовика XVI в том, что Мария-Антуанетта «увезет с собой проклятье и ненависть народа, и ее отъезд вернет королевской власти силу и мощь». Однажды в лесу друзья короля по охоте обнаружили его сидящим па траве и читающим пасквильные письма против королевы. Однако все попытки разлучить короля и королеву лишь сближали их еще больше. Людовик XVI по-прежнему был искренним и правдивым с королевой.