Маргарет Сэлинджер - Над пропастью во сне: Мой отец Дж. Д. Сэлинджер

«Дорогая Рэчел, думаю, я выйду из той компании. Дэйв и прочие вчера дружили со мной, а сегодня знать не хотят».

Потом я познакомилась с Уиллом, мальчишкой, принадлежавшим к той же самой компании, и мы помогли друг другу раскрыть множество тайн. Сначала следовало разъяснить, «нравимся» ли мы друг другу. Разрешив этот вопрос, мы заключили настоящий союз. Какая удача: иметь друга противоположного пола, с которым можно поговорить, обменяться секретами. Иначе ты, как Холден, вечно мучаешься, ошибаешься, блуждаешь в потемках. Кстати, вот она, историческая записка, ее необходимо привести — под сексом мы подразумевали П.О.Ц.Е.Л.У.И — слово, которое скандируют девчонки, прыгая через скакалку. «Тили-тили тесто, жених и невеста».

«Дорогой Уилл!

Я не такая «тупая», чтобы не разобрать твой почерк. Ты бросил миллион девчонок по той причине, что они с тобой недостаточно игрались. Значит, ты думаешь больше о сексе, чем о Любви. Если бы ты действительно кого-то любил, тебе было бы все равно, занимаетесь вы сексом или нет. Сейчас я буду тебе хорошей подругой. Потом все может измениться. Очень измениться. Но это в будущем. —

Пегги.»

«Пегги!

Ты совершенно права. Я как-то никогда об этом не думал.

Спасибо.

Уилл».

«Дорогая Пегги!

Кто там вокруг тебя? Я запутался. Я хочу, чтоб мы с тобой были друзями (хорошо?) и еще хочу дружить с Джоан. Мне больше хочется, чтоб мы с тобой были друзями, чем чтоб ты была моей девушкой. (Я тоже так чувствую.) Потому так лучше. Я не хочу шататься по школе, потому лучше буду сидеть в комнате для занятий. (Тебе нравится комната для занятий?)

Пока.

Уилл.

P.S. Кто бы мне мог понравиться?»

«Уилл, тебе нравится Джоан, да? (Чтоб мы были друзями, так лучше.) Если не нравится, так больше никто не хочет ходить с тобой. А я тебя спрашивала только так, для смеха, вот и все. (Знаю.) Мы с тобой во всем разобрались, потому что ты мне очень нравишься. А не потому, что я тебя люблю. (То же самое.)»

«Привет, Пегги!

Я с тобой согласен. Пусть так будет. Ты тоже мне очень нравишься! Но тоже тебя не люблю.

Я знаю мальчишек больше, чем ты. А ты, наверно, лучше знаешь девчонок. Мне нравится Линда Н., но, боюсь, это безнадежно. Кто, ты думаешь, может мне понравиться? Или кому я нужен, кому нравлюсь. Пожалуйста, скажи.

Напиши.

Уилл».

«Уилл, попробуй с Рэчел. Я у нее спросила, что она о тебе думает и хочет ли ходить с тобой. Она сказала: «Я совсем его не знаю. Но, может, что и выйдет». Вот что она сказала.

Напиши ответ. Пегги».

Записки, которые я храню, относятся и к новогоднему балу, источнику волнений, интриг и ошибок. Ну, можно ли поверить этому парню?

«Пегги, это тебе пишит бедный (Рон). Если кто-то, кто тебе нравится, тебя пригласит на танец до того, как ДЭИВ пригласит, ты пойдешь?

Ронни».

«Пегги,

прости что я сказал «когда ты последний раз мыла голову?» Не говори Рэчел, что я так сказал, я не хотел. Она будет смеяться. Если я тебя приглашу танцовать, ты пойдешь? Рэчел я не могу пригласить из-за того, что сказал тогда в класной комнате.

Ронни».

К счастью для меня, явился Дэйв во всей своей красе.

«Пегги, после ленча или когда-нибудь еще, надо встретиться, только не в классе, я тебе должен что-то сказать.

O.K.—Д.С.»

«Пегги, вот что я хотел сказать тебе… Если кто-то тебя будет звать на школьный бал, скажи, что тебя уже пригласил другой — я.

O.K.?

ДС.».

Еще чудеснее, чем школьные балы, были вечеринки, которые мы устраивали в конце недели, по очереди. Самый подходящий для вечеринок дом был у Рэчел (была еще одна девочка, у которой дома был закрытый бассейн, но это было настолько из ряда вон выходящим, что даже не принималось в расчет). Макэндрюсы только что устроили в подвале, под гостиной и столовой, огромную детскую. Там были телевизор и камин, и большой диван с подушками, которые можно было разбросать по полу, и прямо на них ложиться, и жевать попкорн, и никому не было никакого дела. У Рэчел было трое старших братьев и сестер, так что когда настал ее черед устраивать вечеринки, все битвы были проведены и выиграны. Родители уходили в другую часть дома, а детскую на весь вечер предоставляли исключительно младшим детям. Дверь наверх закрывалась, врубалась музыка, а ближе к ночи постепенно вырубался свет.

Сами по себе вечеринки Рэчел совершенно затмил в моей памяти один из самых замечательных моментов в моей жизни. Один из тех немногих моментов, когда время останавливается, и все вокруг преисполняется совершенства. Саймон и Гарфункель пели песню «Звуки тишины»: «Здравствуй, тьма, мой старый друг, я опять пришел к тебе поговорить и под ореолом фонаря поднял воротник от ветра и дождя» — мы с Дэйвом танцевали медленный танец, луна светила в окошко полуподвала; его щека касалась моей, и мы были нераздельны. Никогда я не испытывала такой нежности, до тех самых пор, как впервые поднесла к груди своего сына и прикоснулась к его лицу; только он и я в ночной тишине.

И видение осталось, и живет до сих пор,И эхом отдается в колодце тишины.

Когда в этом году пришел День благодарения, мне было за что благодарить судьбу. На короткий период все мои звезды высыпали на небеса. Даже мама правильно повела себя в отношении мужчин. Раньше она водила к нам домой молоденьких мальчишек. Таких, как Алекс, студент колледжа, с которым она встречалась: однажды он явился ко мне в комнату, надутый, как индюк, собираясь прочесть классную нотацию типа «папочка лучше знает» — надо, мол, относиться добрее к моей бедной, милой маме; а у самого еще только-только ломался голос. «Ослиная задница, — сказала я с усталым, полным отчаяния презрением. — Убирайся на хрен из моей комнаты»[206].

Я рассказала папе, как Алекс пытался со мной поговорить, а я обозвала его ослиной задницей. Папа рассмеялся и спросил: «Ты в самом деле так его назвала?» — «Угу». — «Бьюсь об заклад, он был потрясен». Я пожала плечами — я не собиралась произвести впечатление, я просто назвала вещи своими именами. Что я в действительности чувствовала, милого Алекса никак не касалось. А чувствовала я вот что: да кто ты такой, черт тебя возьми, чтобы говорить со мной, особенно о матери: мальчишка, сопляк. Да как ты смеешь.