Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - Коллектив авторов
Якушкин перешел в 37-й егерский полк, которым командовал полковник М.А. Фонвизин, племянник знаменитого писателя Дениса Фонвизина – соавтора (вместе с Никитой Паниным) первой русской Конституции. Михаил Фонвизин был известен в армии как отличный офицер. Позднее, возмущенный порядками в армии, он вышел в отставку в чине генерал-майора. Вместе с Якушкиным участвовал в декабристских тайных организациях, а в Сибири продолжал глубоко уважать Якушкина и черпал мужество у этого незаурядного и стойкого человека.
Якушкин рассказывает в своих «Записках» об одном дружеском собрании (9 февраля 1816 года): «Трубецкой и я, мы были у братьев Муравьевых-Апостолов, Матвея и Сергея; к ним приехали Александр и Никита Муравьевы с предложением учредить тайное общество, целью которого стало бы составить „благо России в обширном смысле“». Учрежденное общество стало известно под именем Союза спасения; вскоре в него вошли адъютанты графа Витгенштейна Пестель и Бурцев. Павлу Пестелю и было поручено написать Устав общества. В нем следовало оговорить прежде всего два положения: все ключевые должности военной и гражданской службы по возможности замещаются членами тайного общества; если царствующий император не даст прав независимости своему народу, ни в коем случае не присягать его наследнику, не ограничив предварительно его самодержавие. Устав, несколько перегруженный масонской ритуалистикой, был готов к 1817 году, когда организация получила новое название – «Общество истинных и верных сынов Отечества».
Это время занимает особое место в становлении политических взглядов молодого Якушкина. В конце 1817 года царская семья отправляется в Москву. Еще в августе сюда начала прибывать гвардия, и в числе первых батальонов был начальник штаба генерала Розена – Александр Муравьев, учредитель Союза спасения.
В Москве оказалось большинство членов тайного общества. Их собрания становились все более многолюдными, разгорались жаркие споры.
Обычно друзья собирались у Михаила Фонвизина в его родовом доме или у Александра Муравьева в Хамовнических казармах. Для И.Д. Якушкина перекрестком судьбы стал все более энергично обсуждаемый вопрос о возможности цареубийства.
Координаты этого рокового сочетания – «Якушкин и цареубийство» – были как внешними, так и внутренними. Внешние определило письмо Сергея Трубецкого из Петербурга в Москву товарищам по тайному обществу. Он сообщал, что русский царь даровал Конституцию Польше вопреки несвободе, царящей в России. В разгоряченном воображении Трубецкого, страдающего за судьбу России, рисовались картины попрания прав его отечества, возможное отторжение исконно русских земель в пользу Польши, перенос столицы Империи из Петербурга – в Варшаву. Тогда-то участники тайных совещаний в Москве и решили, что «для предотвращения бедствий, угрожающих России, необходимо прекратить царствование императора Александра».
Нетерпение, желание приблизить развязку усугублялись гнетущей общественной атмосферой. Переход царизма к откровенной реакции во время «аракчеевщины», правительственное давление в духовной жизни, засилье иезуитов на самых высоких постах в государственном аппарате, военные поселения, лежащие тяжелым грузом на плечах и без того задавленного крестьянства, – все это до крайности раздражало пылких заговорщиков. Среди нескольких энтузиастов, вызвавшихся исполнить акт цареубийства, сильнее других звучал голос Якушкина.
Разумеется, эта идея не была спонтанным порывом, душевным всплеском. Она носилась в воздухе и на более ранних этапах истории декабризма. В 1815 году возник проект Михаила Лунина: отрядом в масках встретить царя на Царскосельской дороге и напасть на него. Сам акт цареубийства не имел самодовлеющего значения – он лишь создавал ситуацию междуцарствия, дающего юридическое право на восстание, так как прерывалась присяга, данная монарху верноподданными.
Но и в 1817 году идея цареубийства не получила поддержки в декабристской среде. Отговорить Якушкина, однако, оказалось не так просто; М.А. Фонвизин употребил на это немало сил. Иван Дмитриевич заверял, что в его намерении нет безнравственного оттенка, что его план – не убийство, а поединок. «Я решился, – вспоминал он позже, – по прибытии Александра отправиться с двумя пистолетами к Успенскому собору и, когда царь войдет во дворец, из одного пистолета выстрелить в него, из другого – в себя. В таком поступке я видел не убийство, а только поединок на смерть обоих».
И все-таки реакция товарищей заставила Якушкина отказаться от своего замысла. К этому времени он вышел из тайного общества. Между тем история тайного революционного движения вступила в новую фазу. Созрело намерение распустить организацию, о которой стало известно царю, и через год создать новую – формально на легальных началах, а по существу содержащую «сокровенную» цель уничтожения самодержавия и крепостничества. Такой организацией стал Союз благоденствия, во многом воспроизводивший устав и принципы деятельности «Тугенд-бунда» – Союза добродетели, созданного в Пруссии по инициативе прусского канцлера Штейна для сотрудничества с королевским правительством в период борьбы с Наполеоном. Русский Союз благоденствия, усвоив и обогатив просветительскую сторону «Тугендбунда», имел скрытую радикальную часть, предусматривающую государственный переворот «посредством действия войск». Однако перевороту должен был предшествовать двадцатилетний период подготовки общественного мнения России.
Устав Союза благоденствия – «Зеленую книгу» – Якушкин хорошо знал, но, вероятно, в «потаенную цель» организации, скрытую для рядовых членов, посвящен не был. От этого, по-видимому, и проистекал его общий скептицизм. Правда, отход от товарищей по тайному обществу оказался непродолжительным. В 1818 году Никита Муравьев познакомил его с Пестелем. Не устояв перед силой ума и убежденности признанного лидера тайного общества, Иван Дмитриевич дал согласие на новое вступление в общество. Он признавал, что Пестель «всегда говорил умно и упорно, защищал свое мнение, в истину которого он всегда верил, как обыкновенно верят в математическую истину… Один раз доказав себе, что тайное общество – верный способ для достижения желаемой цели, он с ним слил свое существование». Дальнейшая судьба Якушкина отныне прочно и навсегда слилась с деятельностью тайных организаций.
Выйдя в 1818 году в отставку, Иван Дмитриевич решил заняться одним из мучивших его вопросов – судьбой собственных крепостных крестьян. Он был небогатым дворянином, ему принадлежали всего 120 душ на разоренной наполеоновским нашествием Смоленщине. Еще в 1816-м он попытался освободить крестьян в своем имении Жуково Рославльского уезда. «В то время, – вспоминал он впоследствии, – я не очень понимал, как это можно устроить, ни того, что из этого выйдет; но, имея полное убеждение, что крепостное состояние – мерзость, я был проникнут чувством прямой моей обязанности освободить крестьян, от меня зависящих». В 1819 году, снова отправившись в имение с желанием облегчить участь своих крестьян, он уменьшил величину барской запашки и отменил ряд поборов.
Занявшись «крестьянским вопросом», Якушкин руководствовался в первую очередь этическими мотивами, полагая личную свободу человека
