Том Джелтен - Бакарди и долгая битва за Кубу. Биография идеи

Однако самим кубинцам в собственной стране становилось все более неуютно. За золотой век приходилось дорого платить. Владельцы гаванских ночных клубов могли позволить себе нанимать высококлассных артистов только потому, что получали такие огромные доходы от азартных игр. Гавана превратилась в карибский Лас-Вегас, и высокий уровень жизни в конечном счете зависела от прибылей казино. На самом деле дело обстояло куда хуже, чем в Лас-Вегасе, потому что страна находилась в руках насквозь коррумпированного диктатора Фульхенсио Батисты, который, в сущности, продал Кубу американской мафии. Батиста нанял Майера Лански своим «советникам по игре» и назначил ему оклад, хотя Лански уже был признан одним из шести главных гангстеров в США. По совету Лански Батиста в 1955 году изменил игорное законодательство — и теперь лицензию на игорное заведение мог получить любой, кто вложит миллион долларов в строительство нового отеля; никаких других вопросов «соискателям» не задавали. Лански владел дорогим казино «Монмартр» и строил новый отель «Ривьера». Его брат Джейк управлял казино в «Отель Насиональ». Над игрой в «Сан-Суси» надзирал Санто Траффиканте-младший — гангстер из Тампы. Финансовые махинации вокруг игорного бизнеса в Гаване происходили за кулисами — официально лицензия на игорное заведение стоила двадцать пять тысяч долларов, однако взятка Батисте и его приятелям могла быть вдесятеро больше. Кроме того, владельцы казино следили, чтобы контракты на строительство доставались друзьям и родственникам Батисты. Полиция, которая должна была надзирать за казино, была подкуплена — как и правительственные чиновники и парламентарии, которые следили, чтобы лазейки в законах располагались в нужных местах. Закон практически перестал действовать, а протекцию легко было купить.

Параллельно с игорными заведениями появлялось все больше опиумных и гашишных притонов, процветала торговля героином, проституция, порнография.

«Шанхайский Театр» в Чайна-тауне в Старой Гаване устраивал живые секс-шоу, оставлявшие далеко позади самые грязные «клубы для взрослых» в США. Женщины, находившие здесь работу, приезжали обычно из городков и деревень кубинской глубинки, где не слыхали о показной роскоши Гаваны. Куба превратилась в страну разительных контрастов: электрифицированы были 87 процентов городских зданий и только 9 процентов деревенских, пользоваться водопроводом могли лишь 15 процентов сельских жителей — в противоположность 80 процентам горожан. В целом страна занимала четвертое место по уровню грамотности в Латинской Америке, но при этом почти половина сельских жителей не умели читать и писать. Бедность и безработица в сельских районах заставляла отчаявшихся сельчан устремляться в Гавану — и вносить свой вклад в рост столичной преступности и проституции.

Простых кубинцев возмущали и продажные политики, и их сторонники-гангстеры, и они мечтали о правительстве, которым снова можно будет гордиться. Некоторых кубинцев обнадеживали усилия заслуженного ветерана войны за независимость Косме де ла Торриенте, который ратовал за то, чтобы объединенная оппозиция потребовала от Батисты провести свободные выборы. Фидель Кастро, который был в изгнании в Мексике, отказался поддерживать эту инициативу и написал декларацию, где обличал «трусость» тех, кто был готов вести переговоры с Батистой, в том числе и своих прежних однопартийцев-ортодоксов. Собственная организация Кастро — М-26–7 — была в то время, однако, всего лишь одним из сегментов движения против Батисты. На переднем крае находились группы студентов университета, на которые жестокая полиция Батисты регулярно нападала и в Гаване, и в Сантьяго.

Среди santiagueros, которые выходили на митинги и демонстрации против Батисты, была и Вильма Эспин, дочь Хосе Эспина, служащего «Бакарди» — когда-то он был главным помощником Энрике Шуга и вел переговоры с профсоюзом. Вильма была очень умная и очень хорошенькая, с тонкими чертами лица, темными глазами и гибкой фигуркой, — образованная и воспитанная сантьягская девушка из высшего общества, симпатизирующая повстанцам, что было хорошо видно по тому, как она прыгала от радости, узнав о нападении на казармы Монкада. Вильма училась в Университете провинции Ориенте в Сантьяго и собиралась стать инженером-химиком — одной из первых кубинских женщин. Среди ее преподавателей был молодой инженер из фирмы «Бакарди» Хуан Грау, старый друг Фиделя Кастро, который к тому моменту совмещал работу в винокурне с преподавательской работой. Поначалу Грау уговаривал Вильму пойти работать к нему на «Бакарди», а когда она отказалась, посоветовал продолжать обучение в Массачусетском Технологическом Институте, где учился и он сам, и даже позвонил в приемную комиссию и добился, чтобы ее приняли.

Хосе Эспин также настаивал на том, чтобы его дочь училась в Массачусетском Технологическом. Однако Вильма упорно отказывалась. В 1954 году она получила диплом и нашла работу в лаборатории на сахарном заводе неподалеку от Сантьяго, однако по-прежнему встречалась с друзьями и бывшими сокурсниками, разделявшими ее политические интересы. Однажды, когда она делала какой-то анализ, коллега подсунул ей экземпляр «История меня оправдает» Фиделя Кастро. «Я не могла оторваться, — призналась она биографу Кастро Таду Шульцу в интервью 1985 года. Она тут же устремилась в гущу подпольной работы в Сантьяго вместе с одним из своих бывших преподавателей, испанским коммунистом.

Отцу не нравилось, что воззрения Вильмы становятся все радикальнее. «Он опять начал настаивать на том, чтобы я поехала в Массачусетский Технологический, — говорила она. — Он знал, в чем я участвую, и хотел вытащить меня оттуда». В конце концов, Хосе Эспин был высокопоставленным служащим крупной капиталистической фирмы и большую часть своей профессиональной жизни в «Бакарди» посвятил борьбе с левыми лидерами профсоюзов. Наконец в конце 1955 года Вильма поддалась на уговоры отца и уехала в аспирантуру в Бостон.

Продержалась она там всего несколько месяцев. На родине Вильма маршировала в демонстрациях и участвовала в тайной революционной деятельности и среди апатичных соучеников по Массачусетскому Технологическому чувствовала себя не в своей тарелке, поэтому решила прекратить обучение и вернуться. По дороге домой она заехала в Мехико, где друзья устроили для нее встречу с Фиделем Кастро и его братом Раулем.

Братья встретили ее в аэропорту в Мехико, они вместе провели три дня, и Вильма вернулась на Кубу с пачкой писем от Фиделя его последователям.

В Сантьяго Вильма вернулась законченной революционеркой. Хотя многие коллеги в ее старом мире «Бакарди» разделяли ее антипатию к режиму Батисты, кое-кого коробила ее воинственность и уверенность в своей правоте. Хуан Грау обратил внимание на то, что за время пребывание в Массачусетсе Вильма стала враждебно относиться к США. «Некоторые антиамериканские взгляды были у нее еще до отъезда, — вспоминал он, — возможно, они возникли под влиянием того преподавателя из Испании. Я надеялся, что в Массачусетском Технологическом ее убеждения изменятся, однако стало, кажется, только хуже».