Леонард Гендлин - Перебирая старые блокноты
Б.Л. неожиданно нарушил тишину этого восхитительного утра, он тихо проговорил:
— Не марксизм-ленинизм, не коммунистическая партия, а божественная Италия, жемчужина на Средиземном море кристаллизовала для меня то, чем мы бессознательно дышим с колыбели… Кто построил Боровицкую башню? — итальянский зодчий Солари! — Беклемишевскую — итальянский зодчий Руффо!
К нам стали прислушиваться. Пастернака узнали. От смущения он порозовел. Мы зашли в Успенский собор.
— Кто мог воздвигнуть этот шедевр, который построен на века? — болонский мастер Аристотель Фиораванти. — Нас окружила большая толпа, Б.Л. уже не мог остановиться. Он с пафосом продолжал:
— Успенский собор был предназначен для наиболее торжественных событий в жизни Руси, в нем происходило венчание на царство московских государей. Московский собор, как совершенный кристалл, покоится на выравненном холме Кремля. Его основание, если мне не изменяет память, было заложено в Москве 4 августа 1326 года. Строительство храма было окончено в течение года и освящено ростовским епископом Прохором.
Успенский собор был свидетелем коронования и бракосочетания Ивана IV, убийства его дяди Юрия Глинского, изгнания митрополита Филиппа II, венчания на царство Федора и Бориса Годунова.
После того, как Иван III растоптал ханскую грамоту и объявил княжество независимым, в первопрестольном храме стали венчать на царство. Первое такое венчание состоялось в 1498 году. Торжественный обряд был совершен по образцу византийских императорских церемоний Иваном III над своим внуком Дмитрием Ивановичем.
Пастернак перевел дух. После короткой паузы он обратился к окружившим его людям:
— Дорогие друзья, позвольте задать вам один вопрос. Скажите, кто декорировал Грановитую Палату? Я не буду вас мучить, те же итальянцы — Солари и Руффо в 1490 году! Для меня Россия и Италия связаны знаком равенства.
Б.Л. аплодировали не только экскурсанты, не только случайные посетители, но даже насупленные экскурсоводы. Не сговариваясь, множество рук потянулись за автографами…
8.И октябре он поехал со мной в Ригу, навестить больного отца. Б.Л. понимал, что больше его не увидит.
Е.И. узнал Бориса Леонидовича. С неимоверными усилиями он легонько коснулся его руки.
— Боренька, как я вам благодарен, что вы приехали… попрощаться. — Из глаз отца полились слезы.
— Евгений Исаакович, родной, — гудел Пастернак, — ну что вы, так нельзя, вот увидите, вы непременно поправитесь, приедете к нам погостить в Переделкино. Вы еще напишите книгу о пережитом.
Е.И. немигающими, мокрыми от слез глазами смотрел на своего товарища, с которым познакомился и подружился в ранней юности.
— Боренька, если вас не затруднит, прочтите что-нибудь! — попросил отец.
Как изумительно в тот вечер читал Пастернак. Мы радовались, что Е.И. стало легче и вдруг поверили в его исцеление. Но надежды наши не оправдались, через несколько месяцев отца не стало.
Б.Л. прислал маме телеграмму:
«Переделкино 7.2.1956 г.
Дорогая Белла Исааковна!
Потрясен смертью незабвенного Евгения Исааковича, с которым нас связывала многолетняя дружба. Несмотря на то, что мы редко виделись, я всегда с глубоким уважением думал о Евгении Исааковиче. Его мудрые советы не забыты, они мне в жизни и в литературе очень пригодились.
Крепитесь, родная! Понимаю, как Вам трудно. Обнимите детей.
С любовью Ваш
Борис Пастернак.
Зинаида Николаевна в глубоком горе. Она шлет Вам свое соболезнование».
9.В 1956 году Борис Пастернак передал свой роман «Доктор Живаго» в журнал «Новый мир». Через несколько месяцев рукопись была возвращена автору с сопроводительным письмом. Приведу один абзац:
«Дух Вашего романа — дух неприятия социалистической революции. Пафос Вашего романа — пафос утверждения, что Октябрьская революция, гражданская война и связанные с ними последние социальные перемены, не принесли народу ничего, кроме страданий, а русскую интеллигенцию уничтожили или физически, или морально. Как люди, стоящие на позиции прямо противоположной Вашей, мы естественно считаем, что о публикации Вашего романа на страницах журнала «Новый мир» не может быть и речи».
Б. Агапов, Б. Лавренев, К. Симонов, А. Кривицкий».
Роман «Доктор Живаго» мне посчастливилось прочитать в машинописной рукописи. Впечатление ошеломляющее. Пришел радостный праздник раннего цветения и одурманивающих запахов. От книги веяло взволнованной молодостью. Отправил в Переделкино заказное письмо. Через неделю пришел ответ:
«Переделкино 17.12.1957.
Дорогой мой чудесный Леонард!
Тронут необычайно. Дорогой Леня, я всегда Вам верил. Ваша высокая оценка романа согрела мое надломленное сердце. Тяжко и больно, (Вы, очевидно, читали газеты, в которых напечатаны ужасающие выступления отдельных писателей), что роман не увидит света в своем отечестве. Я писал «Доктор Живаго», думая о России, о ее слезах, о ее вековечных страданиях, которые по всей вероятности никогда не кончатся…
Искренне Ваш
Борис Пастернак».
Гроза прошумела на всю Россию поздней осенью 1958 года. Настоящие Поэты в стихах предвидят свое будущее. До выхода романа Пастернак написал:
На меня наставлен сумрак ночи,Тысячи биноклей на оси,Если только можно, Авва Отче,Чашу эту мимо пронеси.
Так фатально оправдалось предощущение судьбы:
Но книга жизни подошла к странице,Которая дороже всех святынь.Сейчас должно написанное сбыться,Пускай же сбудется оно — Аминь!
Великого Пастернака, Истинного Творца Поэзии и Прозы, лауреата Нобелевской премии посмели исключить из Союза писателей. Вина его состояла в том, что он всю жизнь оставался самим собой — честным и неподкупным.
Я попал, как зверь в загоне,Где-то люди, воля, свет,А за мною шум погони,Мне наружу ходу нет…
После гнуснейшего объединенного писательского судилища — 31 октября 1958 года мне удалось получить и размножить стенограмму «собрания». Ночью передал ее корреспондентам иностранных газет.
На другой день рано утром поехал на электричке в Переделкино. Чтобы сократить дорогу, пошел через кладбище. Обернувшись, увидел двух «топтунов». Один из них вкрадчиво спросил:
— Небось к Пастерьнаку идете?
— Вы угадали, тороплюсь к Борису Леонидовичу ПАСТЕРНАКУ. А что, нельзя?
Снова вопрос:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
