Даниель Циммерман - Александр Дюма Великий. Книга 1

Они хотели бы, чтобы и народ считался сувереном, и чтобы те, кто стрелял в него, считались столь же виновными, как те, кто станет потом стрелять в короля».

Подойдя к Венсеннской башне, манифестанты вынуждены были отступить перед угрозой пушек Домениля, коменданта крепости. На следующий день волнения продолжались. Бурные собрания у места заседания совета министров, «король и г-н Одилон Барро приблизились к краю террасы.

Народ ни разу ни прокричал «Да здравствует король!», но во всю глотку орал «Да здравствует Одилон Барро!»

Этот последний вместе с Лафайетом и Дюпоном де Л’Юр — один из руководителей Движения, левого его орлеанистского крыла, которое требовало «монархии в сочетании с народными учреждениями, которая отвечала бы потребностям в равенстве, возникшим в обществе»[98]. Во внешнеполитическом плане Движение поддерживает в их борьбе за независимость братские нации — Бельгию, Италию, Германию, Польшу. Правое же орлеанистское крыло, так называемое Сопротивление во главе с Казимиром Перье и Гизо, напротив, представляет интересы буржуазии: теперь, когда она полностью была удовлетворена результатами революции, она сделалась консервативной во всем. Очень скоро Токвиль вынесет по этому поводу свое знаменитое и точное суждение: «В 1830 году триумф среднего класса был окончательным и таким бесспорным, что все политические власти, все прерогативы и все правительство целиком оказались как бы замкнутыми и скученными в узких пределах одного этого класса, приобретшего исключительные права над тем, что находилось ниже него, а в действительности, и над всем, что находилось выше. Средний класс стал правящим, почувствовал вкус к частному предпринимательству и вскоре замкнулся в своей власти, а вслед за тем и в своем эгоизме»[99].

Этой торжествующей буржуазии необходима вооруженная сила. Ею станет Национальная гвардия, которая вскоре превратится в настоящую преторианскую гвардию короля-груши вплоть до 1848 года, успев жестоко подавить республиканские восстания в июне 1832-го и апреле 1834-го. Теоретически в нее входит всякий француз в возрасте от двадцати до шестидесяти лет, не состоящий в регулярной армии. В действительности же необходимость экипироваться и вооружаться за свой счет ограничивала состав гвардейцев лишь выходцами из буржуазии, которая очень быстро освободится от своих республиканских элементов.

Артиллерия — элитарная часть гвардии, состоящая в основном из самых зажиточных граждан. Александр принят в четвертую батарею, именуемую «Убийца из-за большого количества входивших в нее врачей». В результате он сменил форму конного гвардейца, в которой путешествовал по стране шуанов. «Мне попался исключительно честный басонщик: он оставил себе все посеребренные фрагменты костюма, мне дал в обмен шерсть, а в качестве доплаты запросил лишь двадцать франков. Правда, за саблю я заплатил отдельно».

Три раза в неделю от шести до десяти часов утра он ходит на учения во двор Лувра. Два раза в месяц занятия происходят в тире в Венсенне. Было бы странно, если бы в этой мужественной среде, да еще иногда на глазах у восхищенного Фердинанда Александр не отличился. «Я дал доказательство своей силы, поднимая самшесть, самчетверт, самдруг, по мере того как другие номера расчета предполагались убитыми или выведенными из строя, восьмидюймовое орудие, вес которого от трехсот до четырехсот килограммов». Физический подвиг, еще не достигающий рекорда Генерала, поднимавшего лошадь, зажав ее в шенкелях, но уже приближающийся к нему. Следует, кстати, заметить, что чем больше герои Александра, и сам он в их числе, стареют, тем больше становится их геркулесова сила, в отличие от стареющих великих спортсменов, с возрастом приобретающих лишь артроз да ревматизм. Так, в «Трех мушкетерах» Портос наделен лишь крепким сложением. В «Виконте де Бражелоне» он уже равен Титанам, если не превосходит их.

Экономический кризис, инфляция, банкротства, галопирующая безработица, чудовищное повышение стоимости жизни и одновременно падение заработной платы трудящихся — взрывоопасная ситуация наступила осенью 1830 года. На основании донесений своих осведомителей бывший журналист, а ныне префект полиции Бод, предупреждает короля-грушу: «Страшная и все возрастающая нищета, отсутствие работы, которое выбрасывает на парижские мостовые праздную и голодную толпу, заставляют опасаться серьезных волнений, если это положение не изменится. Нетрудно предугадать, насколько просто будет ловким главарям овладеть разумом рабочих, умирающих от голода, и убедить их, заставить поверить в то, что правительство, при котором они так страдают, ничего не стоит. Республиканцы посеют смуту, а карлисты, конечно, не упустят удобного случая собрать урожай»[100].

Карлисты — это легитимисты, названные так по отношению к абсолютистской и реакционной политике Бурбонов во Франции и в Испании. Две их более или менее разумные головы — адвокат Берье и пресловутый автор «Гения христианства» собственной персоной. Среди лидеров-республиканцев — журналист Арман Маррас, адвокат Этьен Жозеф Луи Гарнье-Пажес, Годфруа Кавеньяк, капитан второй батареи Национальной гвардии, и химик Распай, соратник Александра по четвертой батарее. Весьма вероятно, что именно от него Александр получил приказ явиться «в четыре часа пополудни с оружием в Пти-Бурбон. Речь шла о разгоне Палаты». Так как Александр давал присягу безоговорочно подчиняться своим республиканским вождям, он надевает форму, берет ружье и патроны и направляется к мосту де ля Конкорд. «С удивлением, равным гордости, я заметил, что явился первым». И долго им оставался. Наконец, появляется второй артиллерист Биксио. Два друга долго ждут себе компании. Депутаты выходят с заседания, шагают мимо них, не подозревая о той опасности, которой только что избежали. За ними в штатском следует Кавеньяк, шепнув друзьям по дороге, что дело переносится на следующую неделю. И друзьям ничего не остается, как пойти и «поужинать с аппетитом и беззаботностью — естественный удел двадцативосьмилетних заговорщиков».

Больше Александру никогда не приходилось слышать о проекте разгона Палаты депутатов. Он был уверен, что таким образом Кавеньяк решил проверить его и Биксио республиканскую верность обязательствам. В ноябре король-груша освобождается от балласта. Министерство Лаффита, представляющее единственную партию, сформированную из членов Движения, приходит на смену прежнему кабинету, в составе которого пребывали также и консерваторы из Сопротивления, представленные Перье и Гизо. Однако недовольство народа не становится меньше. Похороны Бенжамена Констана 12 декабря дают повод это продемонстрировать. Странным образом автор «Адольфа», который «в политике, литературе, морали [был] тем, что мы называем куртизанкой», сделался необычайно популярен с момента объявления о его смерти. Сто тысяч человек идут за его гробом на Восточное кладбище. Студенты пытаются повернуть процессию, чтобы похоронить Констана в Пантеоне. Но весьма либеральный Одилон Барро препятствует этому, в вооруженной схватке войск и манифестантов сила по-прежнему остается законом самых сильных. Весьма чувствительный Лафайет чуть было не упал в обморок на краю могилы, и, если бы его не поддержали, он не только мог разбить себе нос, но и, как истинно куртуазный придворный, последовать за «куртизанкой».