Гвидо Кнопп - История триумфов и ошибок первых лиц ФРГ

В это время семья похищенного старалась оказать давление на правительство. «Обменяйте его!» — кричали заголовки газеты «Бильд», а ниже приводились слова жены Шлейера: «Все усилия по его освобождению до сих пор бесполезны. Теперь судьба тех, кого этот случай напрямую касается, и самосознание нашего государства, по моему убеждению, требуют полностью соблюсти выдвинутые похитителями требования».

Но у канцлера было свое собственное мнение по поводу самосознания государства. В марте 1975 года, после похищения берлинского политика, члена ХДС Петера Лоренца, Гельмут Шмидт пошел на уступки и отпустил террористов. Осенью 1977 года он видел ситуацию совершенно иначе: «Мы знали, что если мы отпустим преступников, нам это не поможет. Мы знали, что они вернутся и продолжат убивать», — так Гельмут Шмидт обосновывал свою жесткую позицию. Он сделал ставку на то, чтобы найти и освободить Шлейера. Если бы это не удалось, государство должно было им пожертвовать. Гельмуту Шмидту нелегко далось это решение, но он никогда этого не показывал. Несмотря на постоянный сильный стресс, он чувствовал себя в своей стихии. Нация смотрела на него, общественное мнение было на его стороне, он должен был разрешить этот кризис. Его поддерживала даже оппозиция. Ирония истории состоит в том, что в сложнейшем государственном кризисе канцлер действовал в идеальных политических условиях и снискал наибольшее уважение.

Глава правительства надеялся, что поиски вот-вот дадут результат. Всех перечисленных террористами заключенных он лично опросил, в какую страну они хотели бы вылететь. В итоге были названы Ливия, Северная Корея, Уганда, Южный Йемен. Согласно тактике Шмидта, из названных стран должны быть вызваны консультанты, чтобы выиграть драгоценное время. Но и эти маневры ни к чему не привели. Убежище террористов отыскать было очень сложно.

Похищение «ландсхута» 13 октября еще больше осложнило тактику задержания террористов из «Фракции Красной Армии», арабские похитители усилили давление на канцлера ФРГ и потребовали освобождения находящихся под арестом в Германии членов «Фракции Красной Армии», кроме этого, он настаивали на освобождении двоих палестинцев, находящихся в заключении в Турции. Помимо этого, похитители требовали 15 млн долларов, а передать их должен был Эберхард Шлейер, сын похищенного председателя Союза западногерманских предпринимателей. «Жизнь пассажиров и экипажа, а также жизнь Ганса-Мартина Шлейера зависят от того, как вы выполните наши требования», — говорилось в ультиматуме арабских террористов. Когда в ночь с 17 на 18 октября начался штурм самолета «Люфтганзы», Шлейер по-прежнему находился в руках похитителей. Успех GSG-9 в Могадишу мог стоить похищенному Шлейеру жизни, и Шмидт знал об этом.

Это опасение превратилось в ужасную уверенность, когда канцлер узнал, что уже в ночь освобождения самолета заключенные Андреас Баалер, Гудрун Энсслин и Йон-Карл Распе покончили с собой в тюрьме Штутгарт-Штамгейм. Их соратница Ирмгард Мёллер была найдена тяжело раненой и спасена. Коллективное самоубийство, которое левые экстремисты пытались выдать за убийство государством заключенных, было политически очень грамотно просчитано членами «Фракции Красной Армии». Государство показало, что на него нельзя надавить, и теперь их «мученическая смерть» должна была обострить борьбу «Фракции Красной Армии» с ФРГ.

Именно это и произошло. Первой жертвой стал Ганс-Мартин Шлейер. Утром 19 октября в немецкое пресс-агентство поступил звонок. Женский голос сказал: «Через 43 дня мы оборвали плачевное и продажное существование Ганса-Мартина Шлейера. Господин Шмидт, который своими властолюбивыми расчетами спекулировал смертью Шлейера, может забрать его на улице Шарля Пеги в Мюльгаузене, труп находится в зеленом «Ауди 100» с гамбургскими номерами». Действительно, полиция нашла в указанном месте труп Шлейера в багажнике машины, он был убит тремя выстрелами в голову.

Пассажиры самолета «Люфтганзы» были спасены сенсационным образом, государство не позволило давить на себя, во имя нерушимости «внутреннего мира» пожертвовал собой один-единственный заложник Ганс-Мартин Шлейер. Таковы были личные итоги Шмидта «горячей осенью» 1977 года. Он пережил ситуацию, которая, по его собственному признанию, была «настоящей античной трагедией». Он возложил всю вину за это на себя. Позднее Шмидт признался, что пережил этот кризис только потому, что «полностью чувствовал себя во власти Божьей».

Общественность это мало интересовало. Она чувствовала себя единой в мнении о канцлере — уровень его популярности был высок как никогда. Одна нью-йоркская газета писала: «Западногерманское правительство заслужило похвалу и восхищение всего цивилизованного мира». Но главе правительства предстояла тяжелая встреча с вдовой Ганса-Мартина Шлейера во время его похорон 25 октября. Вальтруда Шлейер много лет спустя рассказала в телевизионном интервью, как подействовал на нее Шмидт в тот момент: «Он действительно чувствовал, что это был один из самых несчастных случаев в его жизни. И до сегодняшнего дня я помню это: он был действительно охвачен горем… Для него это было ужасно».

Но эти личные переживания были спрятаны подальше от публики. «Горячая осень» 1977 года только укрепила образ бескомпромиссного канцлера, разрешающего кризис «железной рукой», ведущего за собой войска и принимающего непопулярные и тяжелые решения, если они служат всеобщему благу. В дни драматических событий осени 1977 года этот образ стал клише и значительно повлиял на отзывы о правлении Шмидта. «Горячая осень» стала самым тяжелым испытанием для Гельмута Шмидта, ведь в те дни речь шла о человеческих жизнях, а не о голосах избирателей или о власти.

В политической жизни Гельмута Шмидта хватало испытаний разного рода. Кризисы приводили его к власти и удерживали у власти, он стоял перед ними с повинной и управлял ими. Многие видели его в роли государственного деятеля, который в некотором смысле находится вне всех партий: «Лучший канцлер ХДС, который когда-либо управлял СДПГ», — уважительно шутили его политические противники. Личность Гельмута Шмидта в глазах многочисленных избирателей была самым сильным аргументом для продолжения существования коалиции СДПГ — СПГ, у которой уже не было больших политических амбиций. Эта коалиция принесла большинство голосов «лоцману», который должен был безопасно провести корабль государства через все рифы и мели. Человек, который даже на публичных мероприятиях носил хельголандскую лоцманскую фуражку, органично слился с этим образом и поддерживал его.

К власти его привел в 1974 году кризис канцлерского правления Вилли Брандта. Критика стиля управления Брандта давным-давно раздавалась и в его партии. Руководитель фракции СДПГ Герберт Венер бросил первый камень. По-человечески он никогда не был особенно близок Брандту, но всегда оставался ему верен, до тех пор, пока его политика и образ действий укрепляли репутацию партии. Венер отвернулся от него, когда счел, что канцлер стал для СДПГ лишней ношей: Брандт больше не вел за собой, он просто позволял вещам случаться. Венер сказал о нем: «Господин Брандт любит купаться в прохладной воде!»