Альфред Штекли - Джордано Бруно

Гизы подняли в Париже восстание. Королю пришлось бежать. Натиск католиков вынуждал его идти на уступки. Упоенный властью герцог Гиз вел себя так, словно был монархом. Король приказал заколоть герцога, а заодно и его брата, кардинала.

Эта расправа над Гизами вызвала в Париже взрыв возмущения. Фанатизм, разжигаемый католическими проповедниками, достиг предела. На алтарях, словно по совету Скарамурэ из «Подсвечника», ставились фигурки короля, пронзенные иголками. Пусть он быстрее сгинет! Тысячи людей участвовали в процессиях. Они распевали псалмы, держа в руках зажженные свечи. По приказу одновременно гасили их и кричали: «Да погасит так господь династию Валуа!» На улицах плясали полуголые женщины, то ли фанатички, то ли специально нанятые блудницы. Пляски эти тоже должны были распалять толпу: «Да погасит господь династию Валуа!»

Войско короля терпело одно поражение за другим. Он, как утопающий за соломинку, ухватился за возможность примирения с Генрихом Наваррским. Тот со своей армией пришел ему на помощь. Объединив силы, они двинулись на Париж. Король обещал вернуться в столицу сквозь брешь, пробитую ядрами пушек, и он вернется! Приближалась развязка. С церковных кафедр Парижа неслись отчаянные призывы: «Где тот герой, орудие господа, кто, наконец, избавит несчастную страну от коронованного злодея?!»

…Вначале этого молодого, щуплого доминиканца не хотели пускать к королю. Речь шла о делах исключительной важности. Монах предъявил письмо знатных парижских буржуа, сторонников законного монарха, которых держали в Бастилии как заложников. Он-де уполномочен сообщить, через какие ворота осаждающие легче всего проникнут в город, но откроет это лишь королю. Монах производил впечатление человека недалекого, но честного. Спокойно отвечал на недоверчивые расспросы, с аппетитом поужинал, спал как убитый.

Утром его повели на аудиенцию. В накинутом на плечи халате Генрих Валуа, король французов, хворая животом, сидел на своем царственном стульчаке. Вокруг почтительно стояли придворные и стража. Генрих повелел всем удалиться. Посланец подошел совсем близко. Генриху не терпелось услышать тайное донесение, он даже привстал. Монах не упустил момента: выхватил из рукава нож — тот самый, которым за ужином невозмутимо резал мясо, — и-всадил в живот королю. «Проклятый монах, он убил меня!» — завопил Генрих, вырвал нож из раны и полоснул монаха по лбу. Вбежавшая стража вмиг его прикончила. Труп в распоротой кинжалами рясе вышвырнули через окно во двор.

Рана короля оказалась смертельной. 2 августа 1589 года Генрих III, последний Валуа, испустил дух.

Молодой герцог Генрих Юлий был человеком образованным, любил литературу и сам сочинял драмы. К Бруно он относился с благоволением. Но это не помешало врагам Ноланца начать против него войну. Разве могут верующие люди терпеть его безбожие? Верховный пастор Хельмштедта настаивал на отлучении Бруно от церкви. Джордано обратился с негодующим письмом к ректору. Его хотят осудить, не выслушав!

Дело не стали доводить до крайности. Он остался в Хельмштедте. Несмотря на конфликт, Джордано, как всегда, был окружен студентами. Один из них, недавно поступивший в университет Иероним Беслер, родом из Нюрнберга, начал помогать ему в работе. Он то писал под диктовку, то приводил в порядок черновые заметки. Иероним усердно переписывал десятки страниц, посвященных магии. Здесь было как и то, что должно было послужить Ноланцу материалом для будущих исследований, так и то, что занимало его прежде, но было им отвергнуто. Показательно, что позже, когда Бруно получил возможность публиковать свои сочинения, ни одной из этих работ в печать он не отдал.

Джордано продолжал заниматься Луллиевым искусством. Сочинения Луллия по медицине его не удовлетворяли. Путаное и перегруженное подробностями изложение губило интересные мысли. Для того чтобы врачи, веками идущие по проторенной дороге Гиппократа и Галена, вняли новым идеям, эти — идеи должны быть прежде всего ясно изложены. Бруно решил составить трактат о медицине, положив в основу работы Луллия.

В описании тех или иных недугов он шел целиком за своим учителем, зачастую повторял его ошибки и приводил устаревшие факты. Он не ставил перед собой цель создать какой-нибудь справочник или компендиум. Оговаривался, что в его намерения не — входит заниматься практической медициной, его интересует лишь метод — приложение в медицине приемов Луллиева искусства.

Как поступает врач, если он не очень спешит отделаться избитым рецептом и начинает анализировать замеченные симптомы? Как он ставит диагноз? Он перебирает в уме симптомы и подыскивает известную ему болезнь, для которой характерны именно эти признаки. Он проверяет различные сочетания, комбинирует различные варианты. Иногда он делает это бессознательно и даже уверен, что необходимое целительное средство нашел по наитию. В излечении роль случайности огромна. А если учёный доктор упустил что-либо важное, чего-то не знает, что-то забыл?

Комбинаторное искусство применимо и здесь: Луллиевы круги помогут врачам точно устанавливать диагноз. Бруно разносит по концентрическим окружностям симптомы болезней. Определенное их сочетание указывает на определенный недуг.

Этой своей работе Джордано придает большое значение. Написанный раньше краткий вариант он считает слишком несовершенным. Он диктует Иерониму пространную редакцию, которая называется «Луллиева медицина, основанная частично на математических, частично на физических принципах».

Несмотря на благоволение молодого герцога, Бруно решил уезжать. У него накопилось много рукописей, которые следовало издать. Да и обстановка в Хельмштедте оставляла желать лучшего. Нападки верховного пастора принесли свои ядовитые плоды. Тайные происки против Ноланца продолжались.

Но отъезд откладывался. То не было попутных лошадей, то возница запрашивал непомерно высокую цену, которую при своих весьма ограниченных средствах Бруно не мог заплатить. Хорошо еще, что герцог подарил ему пятьдесят флоринов.

19 апреля 1590 года Генрих Юлий закатил торжество по случаю своего бракосочетания с Елизаветой Датской. Празднества были очень пышными. Вскоре после них Бруно вместе с Иеронимом покинул Хельмштедт.

Франкфурт-на-Майне! Излюбленный город книжников, толковые издатели, превосходные типографии, богатейшие ярмарки! Два раза в год, весною и осенью, съезжались сюда купцы чуть ли не со всей Европы. Из Италии везли шелка, из Франции галантерейные товары, из Нюрнберга — металлические изделия и инструменты. Лавки ломились от заморских товаров, сахара и специй, доставленных на континент голландскими моряками. Но особую славу Франкфурту составляли книги. Пальма первенства в печатном искусстве уже не принадлежала Италии: погоня издателей за легкой наживой, небрежность и множество опечаток приводили к тому, что итальянские писатели предпочитали отдавать свои сочинения в иностранные типографии.