Анатолий Терещенко - Командир Разведгруппы. За линией фронта

В общих чертах все это можно было разглядеть и невооруженным глазом. Так что вся группа понимала: движущаяся армада направлена против наших словацких братьев, обороняющих столицу восстания — Банска-Быстрицу, а также, само собой разумеется, и против советских войск, спешащих на помощь восставшим. Равнодушно наблюдать за всем этим было просто невмоготу.

— Товарищ майор Зарич! Дорогой кацо! — вдруг, позабыв о своем „словацком“ происхождении, с заметным грузинским акцентом обратился ко мне заместитель командира группы капитан Агладзе. — Скажи, да-а-арогой, каково мне смотреть на эту картину! — и он резко ткнул указательным пальцем в сторону долины. — До смерти не прощу себе, дав им вот так привольно гулять! Разреши, да-а-арогой, с высоты нашего положения встряхнуть этих гадов! Ну, хоть чуть-чуть, хотя бы малость. Пусть потом оглядываются…

А что я! Я сам не отрывал глаз от шоссе: страшно хотелось пощипать фашистскую нечисть. И все-таки, подавив желание, может, не так твердо, как следовало, я ответил капитану Агладзе:

— Не могу, Фома. Права такого не имею. Сам ведь знаешь, — приказ: до прихода на место в соприкосновение с противником не вступать и себя не расшифровывать. Даже в со-при-кос-но-ве-ние! Тебе, надеюсь, понятно?

— Так случай-то какой удобный! — вдруг поддержал капитана Агладзе рассудительный начальник штаба. — Пожалуй, грех им не воспользоваться. Инициатива все-таки наша. Мы в выигрышном положении, даже если спустимся, — ударим с высотки. И потом снова подымемся вверх. Немец побоится снизу нас преследовать. Успех гарантирован обстановкой и нашими орлами.

Авось, и поблагодарят! — хитровато щурясь, закончил Володя Волостнов.

Я понимал одну в такой ситуации истину — единственный способ отделаться от искушения — уступить ему.

И я не выдержал. Будь что будет!»

У разведчиков появился азарт, который некоторые называют похотью успеха. Жертва близка, вот она, как на ладони — можно рискнуть. В пылу борьбы можно даже пожертвовать жизнью, но победитель, как правило, не думает об этом, так как в каждой победе в бою присуще презрение к жизни. У бойцов «чесались» руки — враг рядом и в полной самоуспокоенности. Он не верит, что тут могут быть партизаны, тем более, советские, а потому полная потеря бдительности. Враг расслабился.

С высоты крутого холма, на котором находились воины диверсионно-разведывательной группы, казалось, что вражеская колонна двигается очень медленно, — сказывался оптический обман из-за расстояния.

У людей сразу же забурлил в сердцах настоящий, живой энтузиазм, а не показной, фальшивый клубок страстей, который никогда не вознаграждает за сопровождающие их опасности. Страсти объясняют многое, но не оправдывают ничего, хотя, как говорил Вольтер, страсти — это ветры, надувающие паруса корабля, иногда они его топят, но без них он не мог бы плавать.

С другой стороны, страсти — как в данном случае, были облаками, затемняющими солнце разума и слова правильного приказа сверху. Если разум не сдерживает страстей, то, по крайней мере, он умеряет их ход и препятствует их опустошительным набегам.

Они вводят часто нас в заблуждение из-за того, что сосредотачивают всё наше внимание только на одной стороне рассматриваемого предмета и не дают нам возможности исследовать его всесторонне. А всестороннее грозилось стать опасным — ведь противник мог просто вызвать на помощь дополнительные силы, в том числе авиацию, и даже своими силами уничтожить небольшой отряд особого назначения, имеющий совсем другие задачи, чем драться с превосходящими силами гитлеровцев.

У разведчиков появилась открытая дверь, которая, как говорится, способна и святого ввести в соблазн. Дьявол столь же необходим святым, как и бог: ибо без искушений и соблазнов их жизнь была бы лишена всякой похвалы. О награде, поощрении, заслуге за свой «подвиг», конечно, они где-то внутри надеялись, хотя быстрота решения затмевала эти нескромные мысли. И они решились «пощипать» вражескую колонну, тем более союзницей у них, как у летчиков, была высота. Это было их превосходство, и они решили им воспользоваться и коршунами спикировать на врага.

Майор Зорич лихорадочно вращал колесико регулировки бинокля — в линзах мелькали кусты, деревья, пологий склон и автострада, по которой тащился небольшой, как ему показалось, немецкий отряд. И он отдал приказ — атаковать фашистов!

Слово Святогорову:

«Ребята только этого и ждали. Оказывается, они уже подготовились заранее: в минуту — не более — собрались…

„Ручники“, автоматы, связки гранат — все на изготовку, и наши десантники — Баштовой, Сукасьян, Грунтовой, Степанов, Степовой, да ещё трое словаков — Франтишек Бучек, Ян Грушовский и Ян Янковский, возглавляемые Фомой Агладзе, устремились вниз, по горным тропам к шоссе.

Ночь уже плотно накрыла все вокруг темным покрывалом, и я тревожно вслушивался в её разноголосицу, безусловно, пытаясь что-то разглядеть в долине, где зловеще рычали моторы. Время от времени замечал подрагивание там автомобильных огней да острые лучи „тарахтелок“ — вражеских мотоциклов с пулеметчиками в колясках.

И вдруг — будто гроза разразилась над долиной: треск пулеметных и автоматных очередей, гулкий грохот гранат! И далее всё вокруг заохало, заискрилось, завыло. Пламя ярко вспыхнувших грузовиков сразу же осветило все вокруг, и я четко различил два перевернутых тягача, с десяток темных распластанных трупов.

Вскоре гитлеровцы опомнились. Донеслись гортанные команды, и цепочки солдат сначала растянулись вдоль шоссе, а затем, хоть и не без опаски, но всё же стали подниматься в горы. А мои ребята, только что атаковавшие вражескую колонну, все до одного благополучно присоединились к нам».

Разведчикам тут же пришлось покинуть облюбованное место для отдыха — возникала реальная опасность блокирования группы превосходящими силами гитлеровцев, а то и полного окружения. А это значит — гибели отряда. Этого допустить было никак нельзя.

— Быстро, наверх, — в горы, — послышалась властная команда взволнованного событием Зорича.

Передвигались очень быстро по извилистой горной тропе. Горы Словакии хотя и старые отроги Карпат, но на них бывали коварные стежки, особенно для партизан при встрече с противником.

Вскоре отряд достиг перевала и оказался в совершенно новом лесном массиве. Восточный скат вершины, у подножия которой приходили в себя гитлеровцы, был крутым. С запада примыкал густой хвойный лес, защищавший группу от ветра и любопытных глаз.