Аллен Даллес - Тайная капитуляция

Гаверниц, который внимательно следил за процессом Вольфа и представил германскому суду полную историю участия Вольфа в «Восходе», пришел к выводу, который разделяю и я: «Просветление для Вольфа наступило в 1943 году, и он попытался не решать проблему для себя одного, а вывести нацию из этой трагической ситуации».

Когда после капитуляции Гаверниц и я посетили Ставку союзных войск в Казерте и генерала Эйзенхауэра в Реймсе, мы получили большее, чем заслужили, количество поздравлений в связи с успешным исходом этого уникального миротворческого предприятия. Две полученные тогда телеграммы мы не забудем никогда. Одна была от генерала Лемницера и в ней содержалось следующее:

«Сердечные поздравления по поводу итогов «Кроссворда». Достигнут полный и потрясающий успех. Вы и Ваши товарищи можете гордиться блестящей ролью, которую вы сыграли в происшедших ныне эпохальных событиях. Восхищаюсь Вашей верностью своему долгу на протяжении последних трудных недель и равным образом горд тем, что имел честь и радость участвовать с Вами в этой операции, которая повлекла за собой конец власти нацистов в Европе».

Еще одна телеграмма была от заместителя Донована, бригадного генерала Джона Магрудера, который в течение всех переговоров по «Восходу» держал сторону Донована и которому мы во многом должны быть благодарны за полезные указания, полученные от руководства. В то время я не знал, что его сын служил в 10-й горной дивизии, которая готовилась к наступлению, когда 2 мая пришел приказ о прекращении огня. Вот какое послание я получил:

«Макгрудер – 110-му [Это был мой номер в УСС]:

Бесчисленные тысячи родителей благословили Вас, имея честь узнать о том, что Вы сделали. Как один из тех, кто удостоился этой чести, вместе с моим мальчиком в горной дивизии, я благословляю Вас».

Обсуждая операцию «Восход» на встрече в Асконе, мы задавали себе вопрос, каким уроком для будущего стали те переговоры.

Легко начинать войны или втягиваться в них, но очень трудно их останавливать. Как только соперничающие силы вступают в бой, связи между ними прекращаются. Действительно, недопустимо же иметь дело с врагом. «Взаимообмен», в самом широком смысле слова, попадает под запрет. На переговоры накладывается табу. Даже если лидеры одной из сторон хотят прекратить сражения, они не желают рекламировать это на весь мир, и в первую очередь – рассказывать об этом противнику, чтобы избежать публичных упреков и не получить клеймо предателей. Обычно очень не легко быстро найти безопасный и надежный путь сообщить другой стороне о желании примириться.

Одним из уроков, который мы извлекли из «Восхода», явилось понимание жизненной важности установления тайных контактов и надежной связи между лидерами всех враждующих сторон. Как только это сделано и есть уверенность, что может происходить обмен идеями без опасений их вынесения на широкую публику или досрочного раскрытия, переговоры приобретают обнадеживающий оборот. На фоне сражений сделать это нелегко, но «Восход» доказал, что вполне возможно. Огромное количество исследований посвящается подготовке войн, но очень мало внимания уделяется куда более важной задаче прекращения однажды начатых сражений. Операция «Восход», возможно, открыла здесь некоторые полезные моменты, и, изучая использованные в ней методы, встреченные и преодоленные трудности, мы можем найти для себя пути для будущих переговоров.

Еще когда мы работали над «Восходом», кое-что об этой операции стало известно японским представителям в Швейцарии. В апреле 1945 г., во время пика сражений на Окинаве, Гаверница и меня посетили в Швейцарии пресс-атташе японской армии и флота в этой стране, а также несколько японских чиновников базельского Банка международных расчетов. Они желали уяснить, не могут ли они также воспользоваться секретными каналами связи с Вашингтоном, установленными для «Восхода», в целях обеспечения мира для Японии. Я информировал об этом Вашингтон и был уполномочен выслушать японцев. В эти переговоры был вовлечен Пер Якобссон, способный экономический советник базельского банка, и начался активный обмен сообщениями между Вашингтоном и Берном.

20 июля 1945 г., по указаниям из Вашингтона, я выехал на Потсдамскую конференцию и отчитался там перед секретарем Стимсоном о том, что узнал из Токио, – японцы желали капитулировать, если они смогут сохранить императора и конституцию как основу для поддержания дисциплины и порядка в стране после того, как ужасающая новость о капитуляции станет известной японскому народу. К тому времени известия о капитуляции в Италии и рассказы о том, как она была организована, были широко освещены прессой, эффект оказался подобным инфекции. К несчастью, в случае с Японией время было нами упущено. Раньше, чем власти в Токио сумели сообразить, что есть надежный путь к миру и что американцы, с которыми они беседовали, имеют прямой контакт с высшими чинами в Вашингтоне, на сцене, как посредник, появилась Москва, и японское правительство решило искать пути к миру через Советский Союз. Роберт Дж. С. Бьютов в своей книге «Японское решение о капитуляции» завершает отчет об этих переговорах в Швейцарии следующими словами: «Когда наконец настал роковой день капитуляции, командующий Йосиро Фудзимура вспоминал с досадой слепоту, которая помешала его правительству» добиться выгод от швейцарских переговоров. А в Цюрихе генерал-лейтенант Сейго Окамото «несмываемо вписал свое имя в священные списки самураев, прервав свою жизнь собственными руками». Оба они участвовали в швейцарских переговорах. Если бы было чуть больше времени для разработки этого канала переговоров, история с японской капитуляцией могла бы иметь другое окончание.

Примечания

1

У меня был случай, когда на званом обеде высокопоставленный швейцарский чиновник повторил мне с улыбкой фразу, которую я перед тем произнес в телефонном разговоре с Вашингтоном. Зная, что швейцарцы слушают мои разговоры со штаб– квартирой, я обычно старался включить в мои отчеты несколько фраз специально для того, чтобы их услышали швейцарцы.

2

Адмирал Вильгельм Канарис был главой германской службы военной разведки и контрразведки, известной под названием «абвер».

3

В течение недели после высадки в Нормандии фельдмаршалы фон Рундштедт и Роммель дважды встречались с Гитлером и откровенно высказывали ему свой прогноз об окончательном исходе битвы на Западном фронте, надеясь достучаться до маниакально запертого разума фюрера и склонить его к отступлению или к началу переговоров. Разумеется, все было бесполезно. И тем не менее они пытались. Гитлер уже разглагольствовал о сверхразрушительном чудо-оружии, и его нельзя было сдвинуть с места. Тогда Роммель задумал тайный план встречи с Эйзенхауэром или Монтгомери для обсуждения возможности сепаратного перемирия на Западе. Однако ему не удалось осуществить свой план. В середине июля Роммеля из строя вывела серьезная автокатастрофа, случившаяся из-за воздушного нападения самолетов союзников на его штабной автомобиль. Вскоре после этого по предложению Гитлера Роммель покончил с собой, поскольку он одобрил заговор генералов, хотя и не принимал в нем личного участия.