Реджинальд Пэйджет - Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945

Сэр, я утверждаю, что это более чем ясные слова. Я утверждаю, сэр, что столь ясные слова могут быть не поняты только безумцем или слишком образованным юристом. Необходима невероятная изобретательность, дабы не понять такие простые слова. Сэр, Женевские конвенции, за исключением особых случаев, не определяют, что следует делать военнопленному; они определяют, что следует делать с военнопленным. Они определяют, что следует делать с военнопленным во время его пребывания в плену, и одно из положений – среди наиболее важных, – состоит в том, что ему должен быть обеспечен справедливый суд. Определение «справедливого суда» не слишком сложное – это такой суд, который содержащая в плену сторона рассматривает в качестве справедливого для собственных военнослужащих.

Далее, сэр, процедура Королевского предписания лишает военнопленного права предстать перед судом равных ему по званию. В данном случае это очень важно. Только офицеры, занимавшие высшие командные должности и напрямую отвечавшие перед своим правительством, действительно способны поставить себя на место Манштейна и сказать, до какой степени ему следовало – и до какой степени не следовало – подчиняться полученным от правительства приказам.

Сэр, процедура Королевского предписания отрицает право на получение краткого изложения свидетельств. Оно отказывает в праве присутствия на снятии показаний и праве перекрестного допроса на раннем этапе слушания, а в деле такой сложности это крайне важно. А главное, оно отрицает право на защиту правилами о доказательствах. Документы, которых Манштейн никогда не видел, сомнительные показания, снятые за его спиной, стали свидетельствами против него. Таким образом, нам пришлось столкнуться со следующим: если бы хоть одно из этих положений, установленных Королевским предписанием, имело место в любом из английских уголовных судов, Верховный суд Англии аннулировал бы слушания на основании допущенной серьезной судебной ошибки. Хочу, чтобы это было предельно ясно; в том числе ясно и для немцев. Я совершенно уверен, что каждый офицер здесь намерен судить фон Манштейна абсолютно справедливым судом. Я полностью убежден, что, пока у вас есть свобода выбора, эта свобода выбора не будет использована во вред фон Манштейну и что вы, насколько это возможно, будете судить его не только справедливым судом, но и предоставите ему ту же защиту, какую он имел бы в случае военно-полевого суда. Остается вопрос, может ли Королевское предписание, по истечении четырех лет и при предоставлении нескольких сотен документов по данному делу, допустить действительно справедливый процесс. Сэр, оправданием для пренебрежения нами столетним опытом юридической практики служит необходимость защиты подсудимого посредством быстрой и упрощенной процедуры. Было сказано, что мы не должны были затягивать эти дела, – кажется, мистер Александр говорил о «военно-полевых судах». После четырех лет нет ни малейшего оправдания для отказа фон Манштейну в том, что гарантировалось бы в качестве элементарного права самому отъявленному воришке, сутенеру или своднику в Англии. Прошу прощения, сэр, я немного погорячился.

Сэр, я вернусь к решению Верховного суда. Продолжим с того места, где я остановился. Это на странице 71: «Ни статья 60, ни статья 63 не содержат смысловых ограничений смысла, как их толкует суд. При отсутствии подобных ограничений может показаться, что они направлены на применение ко всем судебным производствам, даже открытым по преступлениям, совершенным до взятия в плен или еще раньше. Такая точка зрения дальновидна. Поскольку такое истолкование необходимо для безопасности наших собственных солдат, попавших в плен, – как и пленных, которых взяли мы. А противоположное толкование оставляет военнопленных беззащитными перед любой формой суда и наказания за военные преступления, какие только заблагорассудится применить взявшей в плен стороне, поскольку гарантирует им ограниченные соглашения лишь в случаях дисциплинарных правонарушений. Это, во многих случаях, заставило бы соглашение растянуться, подобно комару, собравшемуся проглотить верблюда».

Затем он переходит к другим случаям и на странице 73 говорит: «Что более важно, здесь нет соответствия со статьей 63 той же самой Конвенции. Ямаситу судили не в соответствии с той же самой процедурой, как в случае судов над военнослужащими за инкриминируемые им военные преступления. Если бы одного из наших солдат судили за военные преступления, он бы имел право на преимущества Военно-судебного кодекса. Думаю, Ямасита имел право на такую же защиту. В любом случае он имел право на преимущества согласно положениям статьи 63 Женевской конвенции. Этих преимуществ он не получил. Соответственно, его процесс явился нарушением Конвенции».

Сэр, могу добавить к этому, что он изложил суть дела лучше, чем смог бы я: когда вы пытаетесь дать определение – а единственная цель главы 60 состоит в том, чтобы предусмотреть справедливый суд и определить, что есть справедливый суд по отношению к тому, что взявшая в плен сторона сама считает справедливым судом для себя, – справедливого суда, что может быть более абсурдным, чем ограничивать его относительно мелкими нарушениями пребывания в плену и по сути утверждать, что человеку положен справедливый суд, но только не в серьезном случае, потому что это именно то истолкование, которое мнение большинства членов Верховного суда пытается применить к этой статье.

Сэр, последняя выдержка из мнения судьи Рутледжа гласит: «Нет необходимости повторяться. Различие между мнением суда и моим собственным по этому слушанию в конечном итоге сводится к тому, что, с одной стороны, не существует законов, ограничивающих такие судопроизводства, кроме каких-либо норм и правил, предписанных по их проведению исполнительной или военной властью, а с другой стороны, что положения Военно-юридического кодекса, Женевской конвенции и пятой поправки применимы. Я не могу согласиться, что где-то в нашей системе затаилась сила, необузданная до такой степени, чтобы иметь дело с любым человеческим существом исключительно посредством судебного разбирательства. Что военные ведомства или власти могут сделать с нашим противником в боевых условиях или при вторжении, кроме судебного разбирательства и некоего подобия судебного преследования, не обсуждается. Так же как и то, что ни один человек до этого не оставался полностью вне защиты, гарантированной пятой поправкой. Не могу согласиться даже на предположительное отклонение от этой абсолютной величины. Тот, кто сказал следующее, был великим патриотом: «Чтобы сохранить свою собственную свободу, следует защищать от притеснений даже своего врага; потому что если пренебречь этой обязанностью, то создастся прецедент, который обернется против себя самого». Судья Мерфи присоединяется к этому мнению».