Полководцы первых Романовых - Дмитрий Михайлович Володихин
Существовали свои, собственно русские рецепты комплектования, обеспечивавшие относительно массовую армию, которой до Великой смуты хватало профессионального уровня, чтобы справляться с решением крупных тактических задач. И только в царствование Михаила Федоровича (1613–1645 годы) правительство решительно взяло курс на перемены.
Итак, еще в XV столетии, до Ивана III (1462–1505 годы), Московское княжество пользовалось армией дружинного типа, в полной мере средневековой, пусть и научившейся активно использовать артиллерию. В нее включались дружины как самого государя, так и удельных князей Московского дома Рюриковичей.
Модернизация происходит в период от правления Ивана III до царствования Ивана IV (1533–1584 годы).
Главная, можно сказать, ударная сила армии Московского государства в названный период, да и позднее, до середины XVII века, — это поместная конница. Она дешева, поскольку в значительной степени пребывает на самообеспечении — от земли и военной добычи. Она вооружена и одоспешена в значительной степени ориентально, то есть на турецко-татарский манер, хотя с течением времени растет ее оснащенность огнестрельным оружием (пистолями прежде всего). Она плохо держит удар тяжелой кавалерии, не имеет сколько-нибудь упорядоченной тактической организованности и достаточной для ведения сложных маневров дисциплинированности, более того, полки, состоящие из нее, формируются каждый раз заново для любой военной кампании — похода, осады, защиты приграничного рубежа, большого сражения или обороны крепости. Но у нее свои плюсы. Русская поместная конница вынослива, быстро перемещается, хороша в роли «жалящего роя», отлично обучена стрельбе из лука, отважна и в лице каждого своего ратника приучена к ведению боевых действий сызмальства. Кроме того — большое достоинство! — крупные ее контингенты могут быть стремительно отмобилизованы и поставлены в строй.
На заре существования России в действующую армию время от времени направляли отряды пищальников — своего рода ремесленников по работе с огнестрельным оружием, конечно же, непостоянного состава. С середины XVI века появляются «стрельцы». В отличие от пищальников, стрельцы постоянно находились под рукой у правительства, селились слободами, имели часть доходов от торгово-ремесленной деятельности, более или менее однотипно вооружались и действовали в составе «приказов», то есть воинских частей постоянного состава. Их учили метко стрелять, держать строй и проявлять боевое товарищество с прочими ратниками их приказа. Стрельцы оказались незаменимы как часть крепостных гарнизонов, как ударная сила при штурме вражеских городов, как охранные контингенты. Другое дело, что эти русские аркебузиры, сталкиваясь с тяжелой кавалерией или тяжелой одоспешенной пехотой, сочетавшей действия пикинеров и аркебузиров (мушкетеров), терпели поражение. Стойкости в поле им не хватало, хотя при обороне укреплений, даже самых простых, их стойкость резко повышалась.
Стрельцы и поместная конница — вот основа боевой силы русской армии до времен Михаила Федоровича. Сколько-нибудь долго пребывать в походе они не могли, поскольку система обеспечения этого не позволяла. Перейдя с домашнего самообеспечения на походное после того, как закончатся продукты, они почти неизбежно должны были заняться грабежом местного населения. На постоянное ведение боевых действий они не были рассчитаны.
Боец поместной конницы находился на более высоком социальном уровне, и его называли «служилым человеком по отечеству», что в будущем трансформируется до понятия «потомственный дворянин». Стрелец — «служилый человек по прибору». Иначе говоря, не обязательно стрелец передавал свое военное ремесло по наследству, новых стрельцов могли набрать и из случайного люда.
Еще одна крупная сила русской армии того времени — служилые казаки. Лично свободные люди, они получали низкое жалованье (или обеспечивались с земли) и имели лишь легкое вооружение. Конных казаков всегда служило меньше, чем пеших. Казаки не имели мотивации «служилых людей по отечеству» и не получали особого стрелецкого обучения боевым навыкам. Но они хорошо проявляли себя в разведке, действиях на коммуникациях противника, при штурме и обороне городов, на посылках. Кроме того, казак обходился дешевле ратников поместной конницы и стрельцов. Правда, и социальный статус его был намного ниже, чем у того же всадника поместной конницы.
Помимо служилого казачества существовало еще и вольное. Первой крупной силой такого рода стало казачество донское, активно участвовавшее в войнах России середины — второй половины XVI века. Оно имело самоуправление и само выбирало себе военных лидеров — атаманов, в отличие от служилых казаков, крупные контингенты которых управлялись воинскими головами и воеводами, назначаемыми правительством. Действия вольного казачества всегда и неизменно характеризовались высокой степенью автономии. Вольные казаки могли даже покинуть линию боевого соприкосновения вопреки воеводским приказам. Вольное казачество действовало то как союзник Москвы, то как наемник, работающий больше не за жалованье, а за добычу, то как своевольный вассал русских царей.
Наконец, при последних Рюриковичах и Годуновых на троне в армии России постоянно присутствовали служилые корпорации гораздо менее многолюдные, нежели те, что представлены выше, но в складе устройства и тактического стиля вооруженных сил нашей страны того времени имевшие солидный вес. Это прежде всего пушкари, затем гарнизонные (в основном) жители: затынщики (специалисты по работе с тяжелыми и громоздкими затынными пищалями, активно использовавшимися при обороне городов) и воротники (воинские люди, составлявшие постоянно действующую стражу городских ворот и хранившие ключи от них).
Помимо них в русскую полевую армию постоянно включались отряды восточных народов — служилые татары в первую очередь.
Что же касается наемных бойцов, то присутствие в русской армии военных инженеров («розмыслов») можно констатировать еще во времена правления Ивана III, но, возможно, использовались они (главным образом итальянцы, или, как их именовали на Руси, «фряги») и в более раннее время. Наемники-солдаты с небольшим офицерским контингентом присутствуют в вооруженных силах России со времен правления Василия III (1505–1533 годы), но намного чаще и бо́льшими контингентами нанимали их при Иване IV.
В царствование последнего уже не видно, чтобы дружины удельных князей играли сколько-нибудь значительную роль в русской армии.
Вооружение целых слоев общества, частично посаженных на самообеспечение, дает русским государям весьма многолюдное войско, хотя никакую 300-, 200-, 150- или даже 120-тысячную армию (как пишут порой иностранные авторы) Россия в тот период в поле не выводила. Эти цифры — в принципе за пределами русской мобилизационной машины до второй половины XVII века. Даже при наивысшем напряжении мобилизационных ресурсов русский военный механизм мог выставить в поле армию, которая насчитывала менее 50 тысяч человек боевой силы. Исключения крайне редки.
Послесмутная эпоха породила волну новой, не менее глубокой модернизации в русской армии. Смута показала: организованной силе европейского наемничества русская армия решительно проигрывает в поле, кроме того, может уступить и в боевых столкновениях на территории городской застройки. Как уже говорилось выше, русская поместная конница уступает поля боя тяжелой кавалерии поляков и
