Красный Бонапарт. Жизнь и смерть Михаила Тухачевского - Борис Вадимович Соколов
Действительно ли «кабинетный Бонапарт» сумел настроить Ворошилова и Сталина против предложений Тухачевского, или сам Сталин вел с Михаилом Николаевичем какую-то сложную игру, но положение внезапно изменилось. В апреле 1931 года Шапошников был перемещен из начальников Штаба РККА в командующие второстепенным Приволжским военным округом, а в июне того же года Тухачевского назначили начальником вооружений Красной армии. А вскоре он стал заместителем председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам.
Но выпады против Михаила Николаевича не прекращались. В сентябре 1931‑го Академия имени Фрунзе выпустила учебное пособие, посвященное советско-польской войне. Там действия Тухачевского на посту командующего Западным фронтом прямо назывались авантюристическими, что по существу было верно. Однако в адрес действующего заместителя наркома обороны подобный выпад мог быть сделан только с одобрения Ворошилова. Тухачевский понял, что над ним вновь сгущаются тучи, и в январе 1932‑го направил новое письмо Сталину, где просил прекратить развернутую наркомом кампанию по его, Тухачевского, дискредитации. Вскоре он получил первый благоприятный сигнал сверху.
Еще в конце 1931 года Тухачевский направил Ворошилову письмо, где предлагал ввести танковые подразделения в состав стрелковых и кавалерийских дивизий. Это предложение было принято. А в мае 1932 года Сталин, наконец, прислал Тухачевскому письмо с извинениями за слишком резкую критику. Сталин очень хотел использовать военный талант и организаторские способности Тухачевского для подготовки Красной армии к будущей войне и хотел, чтобы новый заместитель наркома обороны трудился не за страх, а за совесть. Потому-то и принес письменные извинения, и признал, пускай частично, свою неправоту. Тухачевский, конечно, не знал, что подобных унижений Иосиф Виссарионович не прощает никому, и в долгосрочной перспективе судьба тех, кто удостоился извинений со стороны генсека, предрешена. Сталину невыносимо было сознавать, что кто-то оказался умнее и дальновиднее его в тех сферах, которые генсек считал своими главными коньками: политика, экономика, военное дело. Об этом говорил в 1936 году в Париже меньшевику Ф.И. Дану бывший сталинский друг Бухарин, уже предчувствовавший близкую гибель: «Сталин даже несчастен оттого, что не может уверить всех, и даже самого себя, что он больше всех, и это его несчастье, может быть, самая человеческая в нем черта, может быть, единственная человеческая в нем черта, но уже не человеческое, а что-то дьявольское есть в том, что за это самое свое «несчастье» он не может не мстить людям, всем людям, а особенно тем, кто чем-то выше, лучше его… Если кто лучше его говорит, он – обречен, он уже не оставит его в живых, ибо – этот человек вечное ему напоминание, что он не первый, не самый лучший; если кто-то лучше пишет – плохо его дело… Это маленький, злобный человек, не человек, а дьявол».
Когда в первом варианте юбилейной статьи 1929 года «Сталин и Красная армия» Ворошилов позволил себе общую фразу, что в Гражданскую войну у всех советских руководителей «имелись успехи и недочеты», но «у И.В. Сталина ошибок было меньше, чем у других», герой статьи оставил на полях возмущенную реплику: «Клим! Ошибок не было, надо выбросить этот абзац». А тут еще Тухачевский и в книге «Поход за Вислу», и в частных разговорах позволяет себе намекать, что неуспех под Варшавой был следствием отказа Реввоенсовета Юго-Западного фронта вовремя перебросить Конармию на помощь Западному фронту. До поры до времени это терпеть можно, пока в молодом полководце есть нужда, но безоглядным сторонником его, Сталина, Тухачевский не станет никогда. Значит, наступит срок мавру уйти, когда сделает свое дело – запустит программу развертывания армии, годной к современной войне. А закончат поход на Запад другие…
Лидия Норд так описала примирение Сталина и Тухачевского: «Перед тем, как Тухачевский был назначен заместителем народного комиссара обороны СССР, Сталин имел с ним разговор с глазу на глаз. Тогда состоялось их «примирение». Сталин убедил Михаила Николаевича, что задержка переброски на польский фронт армии Буденного (имеется в виду переброска Конармии из-под Львова под Варшаву. – Б.С.) была «неумышленной ошибкой». Он также покаялся, что первое время мало доверял Тухачевскому, а затем стал превозносить его «заслуги перед революцией и стратегический талант военачальника» – залил его потоком льстивых фраз. На Тухачевского, как на всякого честолюбивого человека, лесть Сталина подействовала. Он готов был окончательно поверить в его искренность…»
Свояченица Тухачевского в своих воспоминаниях приводит и более ранний разговор Михаила Николаевича со Сталиным, которому она была свидетельницей в середине 20‑х годов. Дело происходило на квартире у В.В. Куйбышева. За столом, где собрались в основном военные, включая Фрунзе и Тухачевского, шел самый общий светский разговор, когда в прихожей раздался звонок и появился Сталин, «коренастый человек восточного вида», сопровождаемый секретарем А.Н. Поскребышевым. Как отмечает Лидия Норд, «их появление не вызвало замешательства, но никто не проявил и радости. «Да мы, собственно, по делу, – поздоровавшись с хозяином, заговорил первый из вошедших и быстро обежал глазами присутствующих, – но мы не знали, что у тебя гости…»
Мемуаристка продолжает: «Прежде чем сесть за стол, он обошел всех. «Сталин», – сказал он и задержал на несколько секунд мою руку в своей широкой и жесткой руке… Общий веселый разговор как-то сразу оборвался. Сталин отказался от водки, поднимая наполненную вином рюмку, оглядел опять присутствующих, потом вдруг встал: «…Я пью за память нашего вождя и друга Владимира Ильича…» – как-то напыщенно произнес он… Выпив, он снова оглядел всех и сел. Мне кажется, что каждый ощутил какое-то неприятное чувство после этого тоста… Наступила длинная пауза, потом старший Куйбышев обратился к С.С. Каменеву с вопросом о какой-то специальной военной школе. Большинство как-то слишком охотно поддержало разговор на эту тему… Сам Сталин внимательно прислушивался к разговору и поворачивал голову то в сторону одного, то другого говорившего… Вдруг зашел разговор о немцах… Его начал кто-то из политработников в связи с выступлением или приездом в Москву какого-то видного немецкого коммуниста. Сталин сразу вмешался в разговор. Он заговорил о том, что немцы являются наиболее надежными союзниками. Они сумели сбросить Вильгельма. Коммунистическое движение в Германии ширится. Укрепление дружественных отношений между РСФСР и Германией открывает большие перспективы в будущем и разрушит все планы Антанты, направленные против советской власти… Он еще не окончил, когда его перебил, и довольно невежливо, Тухачевский. Михаил Николаевич начал говорить спокойно, но в тоне его было что-то, отчего Сталин вдруг густо покраснел…
Начав с того, что надо хорошо знать страну, о которой говоришь, Тухачевский
