Глядя в будущее. Автобиография - Джордж Буш
Когда я пишу это в начале 1987 года, следователи конгресса и специально назначенный прокурор изучают каждый аспект того, что в итоге выросло в дело "Иран — контрас". Не зная, какие новые факты появятся на свет в ближайшие месяцы, я не буду строить догадок о том, какую роль сыграли в этом деле другие.
Но говоря это, я знаю, что в деле "Иран — контрас" есть такие моменты, которые не изменятся ни завтра, ни через шесть месяцев, ни через шесть лет. Некоторые из них освещены в докладе комиссии Тауэра, опубликованном в начале 1987 года. Другие относятся к урокам, которые следует извлечь, чтобы будущие администрации смогли предотвратить подобные фиаско.
Начну с того, что я знал и когда я узнал об этом.
А знал я то, что была сделана попытка при посредничестве Израиля "прощупать" одну из иранских группировок на предмет того, как продать вооружение и в какой степени сделать вопрос о заложниках частью всего плана.
Впоследствии корреспонденты спрашивали меня, почему я не знал большего. Отвечал тогда и отвечаю сейчас: лица, проводившие операцию, разъяли ее на части, как при игре в кубики, когда целую картину можно разложить на кусочки. Впервые возможность ознакомиться со всей картиной в целом представилась мне только в декабре 1986 года, когда Дэвид Даренбергер, тогдашний председатель сенатской комиссии по разведке, подробно рассказал о ходе предварительного расследования этого дела его аппаратом.
То, что сообщил Дэвид, оставило у меня впечатление (и об этом я рассказал своему старшему помощнику Крэйгу Фуллеру), что меня намеренно отстранили от участия в ключевых встречах, на которых речь шла о деталях иранской операции. Такой была моя первоначальная реакция, но я был прав лишь отчасти. Дело не просто в том, что вице-президент был исключен из этого процесса. Были обойдены органы, гарантирующие правильность процедуры выработки и принятия решений, начиная с основного гаранта в вопросах внешней политики — совета национальной безопасности.
В долгосрочном плане "наведение мостов" означало поиски путей к Ирану после Хомейни, к стране, которая стала бы стабилизирующей, а не разрушительной силой на Ближнем Востоке. Против такой идеи было трудно возразить. Но в краткосрочном плане это означало продажу иранцам ракет на сумму 12 миллионов долларов. А принять такую идею оказалось труднее, пока она не была изложена президенту в контексте возможности использовать для этого иранскую торговлю оружием, общий оборот которой составляет 8 млрд. долларов.
Возникает вопрос, не противоречит ли продажа оружия так называемой "умеренной" группировке в одной из ведущих в области терроризма стран в мире политике администрации США не иметь дело с террористами. Но президент счел, что "наведение мостов" не касается этой политики. Его мнение сводилось к тому, что раз уж мы не продаем вооружение похитителям людей, значит, мы не ведем и переговоры с террористами.
Это был не очень убедительный аргумент, но он, как стало известно близким к президенту людям, отражал его озабоченность судьбой заложников. Хотя он редко затрагивал эту проблему публично, она стала главной темой в Белом доме. Он встречался и поддерживал контакты с семьями заложников и считал, что как человек и как президент он обязан вернуть этих американцев домой.
Со своей стороны я был согласен с президентом в необходимости разработки таких долгосрочных планов, которые сделали бы наши отношения с Ираном после Хомейни менее враждебными. Я разделял озабоченность президента судьбой заложников. Но беспокоило (и я изложил свои сомнения на этот счет), что Соединенные Штаты начали важную внешнеполитическую акцию, не имея возможности полностью контролировать ее осуществление. Правда, мы действовали совместно с нашим верным союзником Израилем, но порой даже израильтяне говорили, что теряются в догадках в оценке быстро меняющейся политической обстановки в Иране.
Во время посещения Иерусалима в августе 1986 года меня просили принять Амирама Нира, известного эксперта по борьбе с терроризмом. В Израиле я вел переговоры с его руководством по общим проблемам американо-израильских отношений. А Нир прямо позвонил моему старшему помощнику Крэйгу Фуллеру и сообщил, что он хотел бы лично проинформировать меня. Крэйг не знал о наших контактах с Ираном, а я вообще не знал, кто такой Нир. Однако просьбу о встрече с Ниром я услышал еще раньше от подполковника морской пехоты Оливера Норта, одного из сотрудников аппарата СНБ. Официально Нир занимал должность специального помощника премьер-министра Шимона Переса. И все же что-то в этом деле вызывало у меня беспокойство, причем настолько сильное, что я встал посреди ночи и по специальному каналу связи позвонил в СНБ вице-адмиралу Пойндекстеру, с тем чтобы выяснить, знает ли он об этой просьбе. Телефонисты не смогли разыскать Пойндекстера, и вместо него соединили с Нортом, который успокоил меня в отношении этой встречи. Он сказал, что первоначально такая просьба поступила от самого премьер-министра Переса, гостями которого мы были, и что моя задача — просто "выслушать" информацию Нира.
Я встретился с Ниром в моих апартаментах в отеле "Царь Давид" в присутствии Фуллера, который вел запись беседы. Это был человек 40–45 лет, один из тех, кто — как и Оливер Норт — выглядел и говорил так, будто ему привычнее находиться на поле боя, чем сидеть за письменным столом. Встреча продолжалась ровно 25 минут. Нир коснулся подоплеки того, что он назвал "двумя слоями" нашей иранской инициативы. Первый слой — тактический ("освобождение заложников"), второй — стратегический ("установление контактов с Ираном, с тем чтобы мы были готовы, когда наступят перемены"). Основная идея, как я понял, состояла в "наведении мостов" с иранскими группировками, которые, скорее всего, будут доброжелательны к Западу. Но Нир указал, что вначале работу следует вести с одной группой ("умеренных"), а уж затем установить контакт с другой ("радикалами"), ибо последние обладают большим весом в вопросе освобождения заложников. Однако на конкретных лиц он не указал, и, когда встреча закончилась, мое впечатление о недостаточном контроле над операцией не исчезло.
Нир рассказывал о деталях, но, как указывалось в докладе комиссии Тауэра, лишь немногие представляли себе всю картину.
Я знал, например, о секретном визите в Иран в 1986 году бывшего помощника президента по национальной безопасности Роберта Макфарлейна. В сопровождении подполковника Норта он с одобрения президента летал в Тегеран на самолете "Боинг-707" израильских ВВС с грузом пусковых установок для оперативно-тактических ракет. Но до ноября 1986 года я (как и
