Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония
Путешествие Мэйдзи началось в 4 часа утра 12 июля. Он покинул дворец верхом. Он был одет в приталенный черный шерстяной мундир с крючками вместо пуговиц. На груди золотой нитью была вышита хризантема, на спине – феникс. Брюки были с золотыми лампасами. На треуголке с поднятыми полями также красовался вышитый золотом феникс.
Погрузившись на борт корабля вместе с более чем 70 сопровождающими, Мэйдзи отправился в свое первое морское путешествие из порта Иокогамы. На борту корабля моряки встретили его в соответствии с европейскими флотскими традициями: духовой оркестр, подъем флага, 21 залп корабельных пушек.
Через два дня корабль бросил якорь в заливе Тоба, и Мэйдзи верхами двинулся на поклонение в святилище Исэ. Свита, одетая в европейское платье, шла пешком. Двое камергеров несли обернутые в красную материю ящички с мечом и яшмой. Люди, завидев процессию, падали на колени и трижды хлопали в ладоши – точно так же, как и во время поклонения божеству.
Следующим пунктом назначения значилась Осака. Оттуда Мэйдзи направился по реке в Киото, куда он не приезжал уже больше трех лет. Дома на улицах были украшены зажженными бумажными фонариками. Как утверждает «Хроника императора Мэйдзи», не было ни одного человека, который бы не плакал от умиления, увидев в первый раз лицо своего повелителя[92]. Мэйдзи проезжал по улицам Киото уже поздно вечером. Трудно сказать, могли ли в действительности горожане разглядеть его лицо. Вполне возможно также, что многие даже не могли отважиться сделать это. В народе было широко распространено убеждение, что если взглянуть на императора, то можно ослепнуть. Ведь он был потомком богини солнца.
В Киото Мэйдзи повидался со своими родственниками, поклонился гробнице отца, посетил выставку местной промышленности, две школы. В одной из них иностранные учителя преподавали английский, немецкий и французский языки. Промышленность и образование были приоритетными направлениями деятельности правительства.
После посещения императором Кагосима горожанам разрешили осмотреть то здание, где Мэйдзи останавливался на ночлег. Люди занимали очередь еще до рассвета, им жаловали амулеты – кусочки соломенной циновки, на которой молился Мэйдзи, иглы с веток криптомерии, которые украшали настил, где император отдыхал вечером. Из воспоминаний свидетелей более поздних путешествий Мэйдзи известно, что люди подбирали камушки с дороги, где проехал Мэйдзи. Они полагали: эти камушки принесут богатый урожай и семейное благополучие. В продаже появились цветные гравюры с изображением императорской процессии. На одной из них указывалось, что она предназначается для тех людей, которые не смогли увидеть императора самолично. При этом говорилось, что следует каждодневно поклоняться изображению, а неаккуратное обращение с ним приведет к «божественному наказанию»[93]. Словом, Мэйдзи был для людей настоящим живым богом, и власти всячески поддерживали в них это убеждение.
Новый наряд императора казался настолько непривычным, что, когда Мэйдзи уже прибыл в Нагасаки, один местный горожанин даже подал петицию с просьбой отказаться от европейской одежды. Сайго Такамори вызвал его к себе и закричал: «Разве ты до сих пор не понял, как обстоят дела в нынешнем мире?» Сайго имел в виду, что теперь не только император, но и все его подданные «обречены» на то, чтобы сменить свое обличье.
Это путешествие, точно так же как и последующие выезды императора, назывались «дзюнко» или «гёко» («благословение императорским путешествием»). В Китае времен Ханьской империи считалось, что пребывание в непосредственной близости от императора приносит людям благополучие. Японский царедворец Фудзивара Нагаката (1140–1191) писал: «Считается, что? куда бы ни отправлялся Сын Неба, он приносит с собой счастье». Правительство Мэйдзи взяло на вооружение этот тезис.
Перебравшись на остров Сикоку, Мэйдзи посетил гробницы императоров Дзюннин и Сутоку. Усыпальницы японских императоров располагаются, как правило, в районе городов Нара – Киото, но два этих императора, жившие в VIII и XI веках, умерли в изгнании, отношение к ним было неоднозначным. Однако Мэйдзи хотел сказать, что чтит всех своих предшественников.
Заехав на обратном пути в Кобэ, император вернулся в Токио и обратился к подданным с посланием, подчеркивавшим важность образования. Правительственный указ об образовании появился 2 августа. Всего через четыре года после начала новой эпохи в Японии было введено всеобщее начальное четырехлетнее образование.
Всеобщим и обязательным оно оказалось только на словах. В следующем году начальную школу посещало только 28 процентов детей. Реформа образования была не слишком подготовлена, денег в бюджете не хватало, но само намерение вызывает уважение: политическая элита отдавала себе отчет в том, что реформы осуществляют конкретные люди. И если они неграмотны, то самые благие намерения обречены на провал. В отличие от многих других правительственных мероприятий последующего времени, объяснительная записка Министерства образования, на основе которой и готовился указ, получилась на редкость либеральной. В ней утверждалось, что образование нужно прежде всего самому человеку – для того, чтобы его жизнь и карьера сложились удачно. Цели при этом указывались поистине грандиозные: «чтобы в любой деревне не было бы неграмотной семьи, чтобы в каждой семье не было бы ни одного неграмотного».
В так называемых «развивающихся странах» строительство образования обычно начинается с высшего звена – университетов. В результате имущественный и социальный разрыв между элитой и «простолюдинами» дополняется колоссальной разницей в уровне образования. Однако японские лидеры рассудили по-другому: основной акцент был сделан на начальном образовании. Правительство держало курс на разрушение прежней иерархии и создание социальной гомогенности.
Предполагалось открыть восемь университетов и более 53 760 школ – чтобы одна школа приходилась на 600 учеников. И без введения обязательного обучения Япония была страной весьма образованной. Еще до эпохи Мэйдзи около 40 процентов мужчин умели читать и писать (среди женщин – 15 процентов). Однако теперь менялась сама концепция того, чему надо учить. Наиболее решительную позицию занимал Фукудзава Юкити, призывавший к тотальному обновлению: «…Сила государства зависит от того, каково в нем просвещение. Если сравнить восточное конфуцианство с западным просвещением, то окажется, что Востоку недостает: в области конкретных знаний – математики и естествознания, в области отвлеченных принципов – чувства независимости. А как то, так и другое человечеству необходимо решительно во всем. Поэтому, если мы хотим, чтобы Япония сравнялась с западными державами, мы должны всеми силами изгонять из нашей страны конфуцианское просвещение» (перевод Н. И. Конрада). Чиновники Министерства образования под руководством Это Симпэй при разработке образовательной концепции активно пользовались наработками Фукудзава.
