Людмила Третьякова - Красавицы не умирают
Безусловно, всем этим Екатерина Павловна обладала в полной мере. Однако что в этом самому Багратиону? При живой жене он чувствовал себя то ли вдовцом, то ли разведенным. Трудно в одиночку переживать горе. Быть может, еще труднее, чем блистательный час славы...
В сражении при Шенграбене Багратион не только сохранил от верной гибели свой шеститысячный отряд, но этими малыми силами сумел сдержать тридцатитысячный корпус Мюрата.
«Я сегодня воспользовался воскресеньем и объездил почти всех знакомых, важных и не важных, и у всех только и слышно, что о Багратионе. Сказывали, что генерал Кутузов доносит о нем в необыкновенно сильных выражениях». Эта дневниковая запись красноречиво свидетельствует о степени популярности героя Шенграбена. Москва собиралась устроить ему достойную встречу. Каждый хотел попасть на чествование Багратиона, чтобы «поближе увидеть этого витязя, который сделался так дорог сердцу каждого русского». Каждого русского — но не Екатерины Павловны, продолжавшей оставаться в прекрасном далеке и не разделившей с мужем час его торжества.
Прием в Английском клубе был не единственным. По Москве и Петербургу прокатилась волна балов и праздников в честь героя Шенграбенского сражения. И не случайно — в ту пору не было в русской армии генерала, способного соперничать с Петром Ивановичем в благоговейном отношении соотечественников. Однако, как это всегда бывает, его популярность вызывала повышенный интерес к его личной жизни. А именно ее-то генерал хотел бы оградить от постороннего взгляда.
Конечно, небрежение жены, ее вызывающее поведение и, как следствие, пересуды в обществе больно задевали. Но заставить умолкнуть и сочувствующих, и злорадствующих было не в его силах. Гнев и досада Петра Ивановича выливались в строчках немногих сохранившихся писем тем, кому он доверял: «Если бы я и был недоволен моею женою, это я. Какая кому нужда входить в домашние мои дела», «...она, кто бы ни была, но жена моя. И кровь моя всегда вступится за нее. И мне крайне больно и оскорбительно, что скажут люди и подумают...»
Последняя фраза приоткрывает завесу над малоизвестным эпизодом, когда жен отличившихся военачальников решено было наградить орденами, а княгиня Багратион оказалась обойденной. С точки зрения здравого смысла это было абсолютно справедливо. Но самолюбие Багратиона было чрезвычайно уязвлено. Он порывался даже уйти в отставку. Екатерина Павловна носила его фамилию, и, по разумению Петра Ивановича, этого было вполне достаточно. Никогда сам не искавший ни наград, ни благоволения сильных мира сего, он настойчив в убеждении, что его жена достойна даже более почетной награды, чем все прочие: «Ее надо наградить отлично, ибо она жена моя...»
Кажется, нет такой легенды, в которую не был готов уверовать оставленный муж, дабы доказать обществу, что Екатерина Павловна добродетельная женщина, в силу особых обстоятельств принужденная разлучиться с ним. И эти особые обстоятельства он отыскивает в запутанной и действительно далеко не безмятежной истории Скавронских.
После смерти Павла Скавронского мать его жены, Екатерина Васильевна, вышла замуж за тридцатипятилетнего итальянца, осевшего в России, графа Литту. Это была заметная личность в Петербурге: великан, с голосом, гремевшим, как «труба архангела при втором пришествии», жизнелюбец и оригинал. Правда, ходили слухи, что после смерти супруги граф Литта энергично защищал семейное богатство от притязаний родственников, в том числе и падчерицы Екатерины Павловны Скавронской-Литта- Багратион.
Во всяком случае, Багратион был уверен и уверял других, что отношения с отчимом грозят его жене смертельной опасностью и именно это послужило причиной ее отъезда из России. Он пытался вызвать к ней сочувствие: «Она была в доме матери хуже служанки». Что касается необыкновенных обстоятельств их свадьбы, то Багратион со своей стороны заверял: «...я женился с теми намерениями, что честный человек...», то есть по велению сердца, любя свою избранницу и желая стать ей опорой. Благородная его натура была далека от какого-либо недоброжелательства к супруге, заставлявшей его столько раз испытывать мучительные приступы ревности и ставившей порой в невыносимые обстоятельства.
Например, в июле 1809 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось уведомление о том, что «генерал-лейтенантша княгиня Екатерина Павловна Багратион, урожденная графиня Скавронская, по случаю пребывания ее вне государства» по всем имущественным вопросам просит обращаться к князю Куракину. Таким образом, Петр Иванович как бы полностью скидывался ею со счета.
Но великодушие ни разу не изменило Багратиону. Он продолжал заботиться о жене и брал на себя нелегкую миссию переговоров с тещей, раздраженной безудержным мотовством дочери, хлопоча, чтобы та погасила ее долги. Денег и только денег постоянно требовала Екатерина. На этой почве возникали беспрестанные недоразумения, тяжбы, займы, продажи, закладные, что грузом висли на шее Багратиона. Даже десять его генеральских заработков не смогли бы удовлетворить расточительную красавицу. Но что было делать? В его представлении женщина, носящая его фамилию, продолжала оставаться нераздельным с ним существом. «Однако она жена моя, и я ее люблю конечно». В этой фразе весь Багратион. Нет ни одной ситуации, в которой он повел бы себя не как настоящий мужчина и рыцарь.
Долго и отчаянно звал Багратион жену в Россию. Он бомбардировал ее письмами с таким упорством, что даже знакомые уговаривали Екатерину Павловну черкнуть мужу хоть строчку. Иногда Екатерина Павловна удостаивала Багратиона ответом. Легко представить, каким напряжением воли удавалось смирять гордому кавказцу самолюбие, чтобы просить посредников склонить княгиню к возвращению домой. В ответ она жаловалась, что больна, а посему принуждена лечиться в Европе. Однако громадные суммы расходов свидетельствовали о том, что княгиня Багратион в высшей степени здорова и полна энергии. Светские знакомцы, впрочем, не отказывали себе в удовольствии осведомиться у Петра Ивановича о самочувствии жены...
Не раз Багратион собирался к Екатерине сам, но то окаянное безденежье, то военная кампания рушили его планы.
Тем временем княгиня Багратион без особого труда завоевывает австрийскую столицу. Самая модная, блестящая, заставляющая о себе говорить женщина. «Ее туалеты и экипажи отличаются неслыханною оригинальностью», — заносит в свой дневник княгиня Мелания Меттерних. Но не это выдвигает Екатерину Багратион в ряд самых примечательных личностей, осевших в Вене. Ее салон сделался оплотом антинаполеоновского влияния. Ненависть к диктатуре, установившейся во Франции, стала толчком к совершенно новой сфере деятельности. Екатерина Павловна как бы заступила на негласный дипломатический пост, объединив вокруг себя весьма влиятельных и авторитетных европейцев — противников Наполеона.
