Скотт Паттерсон - Кванты. Как волшебники от математики заработали миллиарды и чуть не обрушили фондовый рынок
«Призрак бродит по рынкам — призрак неликвидности, замороженного кредита и сбоя финансовых моделей, — начали они, иронично перефразируя манифест Маркса и Энгельса 1848 года.
Далее следовало немногословное отрицание самой идеи, что алгоритмические модели могут приблизиться к Истине.
Финансовое моделирование во многом опиралось на физику, достигшую невероятных успехов в прогнозировании поведения материальных объектов на основе их текущего состояния. Физики изучают мир, повторяя одни и те же эксперименты, чтобы исследовать силы и лежащие в их основе почти магические математические законы…
Но экономика и финансы — совсем другая история, здесь речь идет об умозрительном мире денежных величин. Теория финансов во многом подражала физике и пыталась создать столь же стройные модели для изучения собственных фундаментальных законов… Увы, в финансах нет фундаментальных законов.
Иными словами, в хаотичном мире финансов, где паника, мании и хаотическое поведение толпы могут пересилить любые рациональные ожидания, нет одной-единственной истины.
Модели, построенные исходя из предпосылки, что рынок предсказуем и рационален, обречены на провал. Когда они оперируют миллиардами долларов с высокой долей заемных средств, катастрофа неизбежна.
Чтобы предотвратить возможность повторения спровоцированной квантами катастрофы, которая началась в августе 2007 года, два сверхкванта разработали «Клятву Гиппократа для моделяторов»:
Я буду помнить, что не я создал мир и он не укладывается в мои уравнения.
Хотя я буду смело использовать модели для оценки стоимости, я не позволю математике ослепить меня.
Я никогда не принесу реальность в жертву красоте формулы, не объяснив, почему я так сделал.
Я также не буду обманывать людей, использующих мою модель, уверяя их в ее точности. Напротив, я подчеркну ее допущения и недочеты.
Я осознаю, что моя работа может иметь серьезные последствия для общества и экономики, зачастую находящиеся за гранью моего понимания.
Хотя манифест создавался из лучших побуждений, было мало надежды на то, что он разубедит квантов в непогрешимости их моделей и помешает снова ввергнуть финансовую систему в хаос.
Как написал Уоррен Баффет в годовом отчете Berkshire Hathaway в конце февраля 2009 года, Уолл-стрит необходимо поосторожнее обращаться с квантами и их моделями. «Опасайтесь фриков с формулами», — предупреждал он.
«Люди считают, что если они используют высшую математику и компьютерные модели, то они делают Божье дело, — заметил многолетний партнер Баффета мудрый Чарли Манджер. — А на самом деле ими руководит дьявол».[170]
Многие годы критики с периферии мира квантов говорили, что надвигается буря. Например, Бенуа Мандельброт, математик, несколько десятилетий назад предупреждавший квантов о неизученной стороне их математических моделей — сейсмоопасных толстых хвостах по краям колоколообразной кривой, — теперь мрачно наблюдал за финансовой паникой 2008 года: «Как это знакомо».
Еще до того, как катастрофа разразилась в полную силу,[171] Мандельброт понял, что алгоритмические основы финансовой системы рушатся. Летом 2008 года Мандельброт — явный европеец с сильным акцентом, розовощекий, с торчащими во все стороны клоками седых волос на огромной голове — вовсю трудился над своими мемуарами в массачусетском Кембридже, в своей квартире с видом на реку Чарльз. Наблюдая за тем, как кризис охватывает всю финансовую систему, он сердился на квантов, не услышавших его предупреждений почти полвека назад.
Квартира была заставлена книжными полками с его собственными сочинениями и увесистыми томами других авторов. Однажды летом он достал старую, потертую книгу, осторожно открыл и начал листать ее. Книга под редакцией Пола Кутнера, профессора финансов из MIT, называлась «Случайный характер цен на рынке акций» — классический сборник эссе о теории рынка, опубликованный в 1964 году. Это была та самая книга, которая в 1960-е годы помогла Эду Торпу вывести формулу оценки варрантов, и первый сборник статей, содержавший диссертацию Башелье 1900 года о броуновском движении. Там было и эссе Мандельброта, где описывалось открытие диких, непредсказуемых прыжков цен на хлопок.
Страницы книги были ломкими и склеившимися от времени. Он быстро нашел то, что искал, и начал читать.
«Мандельброт, как и премьер-министр Черчилль до него, обещает нам не утопию, а кровь, пот, тяжкий труд и слезы. Если он прав, фактически все наши статистические инструменты устарели… Естественно, прежде чем приговорить к сожжению на костре века работы, нам бы хотелось получить какое-то подтверждение того, что они и впрямь бессмысленны».
Этот отрывок, написанный лично Кутнером, был критикой в адрес эссе Мандельброта, где описывались странные тенденции в поведении цен на хлопок. Рыночные цены, как выяснил Мандельброт, подвержены неожиданным мощным скачкам. Не важно, в чем была причина: самовосстановлении, дикой спекуляции, паническом делеверидже. Главное, они существовали и время от времени вновь возникали на всех типах рынка.
Вывод из исследования Мандельброта был таким: на самом деле рынки ведут себя куда более непредсказуемо, чем считает стандартная теория финансов. На необитаемых просторах за пределами колокола кривой скрываются темные стороны рынков, которые преследуют квантов, как ночной кошмар из глубин подсознания. Послание Мандельброта через многие годы подхватил Нассим Талеб, неоднократно предупреждавший квантов о том, что их модели обречены на провал из-за непредсказуемых «черных лебедей» (а их вроде бы не существует), которые возникнут из ниоткуда и ввергнут систему в хаос. Эти идеи угрожали идеально стройному математическому миру квантов, таких как Кутнер или Фама. Мандельброта тут же раскритиковали, и — хотя он оставался легендарным математиком, открывшим целое новое направление, известное теперь как фрактальная геометрия, и пионером исследований науки о хаосе — он вскоре был забыт в мире квантов, стал для них не более чем сноской в бесконечном описании их побед.
Но прошло много лет, а Мандельброт свою точку зрения так и не изменил. Он верил, что кванты, игнорирующие его предупреждения, обречены на поражение. Это был вопрос времени. Наблюдая за крушением рынков в 2008 году, он видел, как его не замеченные квантами предупреждения проявляются в газетных заголовках о финансовом коллапсе, которого якобы никто — или почти никто — не мог предвидеть.
Если доказательство его правоты и доставляло ему какое-то удовольствие, Мандельброт не подавал виду. Он не был столь надменен, чтобы при виде катастрофы «смеяться последним».
— Единственное критическое замечание по поводу моей теории, высказанное Кутнером, заключалось в том, что если я прав, то вся наша предыдущая работа ошибочна, — сказал Мандельброт, глядя из окна вниз на реку Чарльз. — Так вот, вся предыдущая работа ошибочна. Они сделали допущения, которые оказались неверными.
Он на минуту замолчал и пожал плечами. «Модели плохие».
В феврале 2008 года Эд Торп смотрел в окно[172] углового офиса на двадцать первом этаже в элитном калифорнийском городе Ньюпорт-Бич.
Сияющий простор Тихого океана с белыми барашками волн простирался далеко за горизонт, за Ньюпорт-Харбор, туда, где зеленел остров Каталина. «Отличный вид», — с улыбкой сказал он репортеру.
Торп был зол, хотя самое страшное пока не случилось. Взлетающие на воздух банки и хедж-фонды не знали, как управлять риском. Они использовали леверидж, чтобы обеспечить прибыли в игре с высокими ставками, которую они толком не понимали.
Этот урок Торп усвоил задолго до того, как основал хедж-фонд: еще когда сидел за игорным столом в Лас-Вегасе, проверяя, сможет ли обыграть дилера в блэкджек. Он понял, что управлять рисками — значит избегать ошибок или делать такие ставки, которые не жалко проиграть. Но эту ошибку совершили почти все банки и хедж-фонды, оказавшиеся в беде в 2007 и 2008 годах. На финансовых рынках это непросто, они в мгновение ока могут совершать безумные мандельбротовы скачки. Банки, управляющие миллиардами, должны осознавать, что рынок может быть гораздо более хаотичным в короткие промежутки времени, чем предсказывают стандартные финансовые модели.
У Торпа была идеальная осанка благодаря постоянным упражнениям. До 1998 года, когда он повредил спину, он бегал по несколько марафонов в год. Он был строен, высокого роста, с точеной фигурой спортсмена в летах. Его взгляд за стеклами прямоугольных очков в золотой оправе был ясным и спокойным. Торп принимал много лекарств каждый день в надежде, что будет жить вечно. После смерти его тело будет подвергнуто криозаморозке. Если в один прекрасный день технология шагнет достаточно далеко, его оживят. По оценкам Торпа, его шансы восстать из мертвых были равны 2 % (он остается во всем верен количественному анализу).
