Александр Кутепов - Каменный пояс, 1978

Мне хотелось встать и уйти, чтобы не было людям в тягость мое присутствие. Но в это время он наклонился, потянулся ко мне через жену и, вглядываясь в лицо, сказал:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — тихо ответила я с каким-то просветленным внутренним удивлением. То был наш любимец — сапожник.

Заученное: «Как хорошо, что выздоровели… мы без вас пропадаем» выскочило из головы. И просто добавила:

— Что-то давненько к нам не наведываетесь. Забыли совсем наши края.

В лице его не было того мучительно-страдальческого выражения. И я заметила:

— Вы лучше стали выглядеть… видимо, правильное приняли решение на время прервать работу.

— Ну, да… принял решение, — повернулась ко мне жена, — Это я заставила его принять такое решение. Только… — она потянулась ко мне всем телом, выставив вперед руки: — У нас теперь по соседству гепетэу. Денно и нощно там пропадает. — Пальцем показала на островок, потом — на него. И сделала выразительный жест. Дескать, бесполезны эти разговоры. На него они не действуют.

А он, приставив ко лбу козырьком руку, высматривал парнишек из-за островка, и когда они высунули, наконец; свои головы, обрадованно помахал им шляпой. Девочкин платочек тоже затрепыхал в воздухе. Она, счастливая, запрыгнула к дедушке на колени, свернулась калачиком на его груди. Потом перевернулась с боку на бок, обвила ручонками дедушкину голову, хотела что-то сказать шепотом.

И тут бабушка остановила ее.

— Слазь, — сказала она, одернув на ней кофтенку. — Не мучай дедушку, он устал. — И к мужу: — Подбивается к тебе! Значок ей нужен.

Внучка, к ее удивлению, не возражала… Она положила ладошку на лацкан пиджака, накрыв ею значок. Сжала губки бантиком.

— Зачем он тебе? — спросил у нее дедушка.

— А ты зачем носишь?

— Так то же меня им наградили! Заслужил, стало быть…

Я встала, чтоб сказать на прощанье несколько слов. Вспомнила заученное: «Ведь мы без вас пропадаем»…

— Как! — обрадованно удивился любимец-сапожник. — Не снесли разве ее, старушку? Пристрой ведь там запроектирован…

Он опустил на землю внучку и сам поднялся со скамейки, обратившись ко мне всем лицом. Я рассказывала ему, что только оттуда, что там все без изменений. И о его заместителе пару слов прикинула.

— Да, — качнул он головой. — Будут заместители… Вернее, не то слово: заместители. Сами по себе мастера.

И в глазах его, огромных, черных, чуточку навыкате, как-то неожиданно отразилось вернувшееся все то большое и глубокое чувство, что составляло когда-то цель его жизни и что оказалось враз отнятым болезнью.

— Только мне кажется, — сказал он со строгой прямотой, — не делает чести никому в чужую будку забраться. Свою надо суметь создать. На языке ученых — это значит индивидуальность. — Я вопросительно посмотрела на него. Но он ничего не добавил.

Вобрав в свою руку ладошку внучки, он последовал за мной, пожелав чуточку проводить.

Шел медленно, глубоко задумавшись, по длинной аллее стриженых молодых березок. Произнес с едкой горечью наконец, как бы отвечая своим мыслям:

— На две категории я бы разбил людскую массу. Одна создает жизнь, другая — принимает ее, уготовленную кем-то… и топает по ней с закрытым душевным клапаном… зарабатывает рубли на пропитание и роскошь. И не щадит ни себя, ни совести своей…

Он приотстал. Остановился. Вдохнул полной грудью лесной свежий воздух. С севера набегал ветерок, обдавая запахом хвои все окрест.

Слева и справа доносились голоса и песни. Между стройных, умытых недавним снегом сосен со жгучей густой зеленью мелькали мячи и ракетки, велосипеды и рюкзаки. Под кустами на боку, раскинув перед собой газеты с провизией, лежали любители спиртного, приковав свое жадное внимание к донышкам бутылок.

…Мы расстались как добрые старые знакомые.

— У меня не было взлетов, — сказал он, отвечая на одну из реплик. — А потому не знал я, что такое падение. Точкой опоры мне в жизни служила профессия… только ее не надо путать с ремеслом.

МИХАИЛ ШУШАРИН

ИВАН ОСОТ

Рассказ

Вся семья Ивана Скоробогатова в Тальниках и в окрестных деревнях носила одно прозвище — Осотки: отец Никанор Иванович — Осоток, брат Афонька — Осоток, Гришка, последний перед Иваном брат — тоже Осоток. А вот Ивана, самого младшего, называли Осотом. И пошло это потому, что по обличью и по характеру похож был Иван на своего деда, тоже Ивана, по прозвищу Осот. Ясно, что парень не очень помнил старика, но слыхал о нем много. Говорили, проворен был дед и пригож, но слыл в округе первым конокрадом и погиб в одной из ночных вылазок на чужие табуны.

Иван, как и дед, был красивым парнем и не трусом, А на гармошке играл так, что девки и бабы-разженки не отпускали его с вечерок, вздыхали тайком: «И кому же ты такой достанешься?»

Окончательно нарекли Ивана истинным Осотом по такому случаю. Была у него подружка, Кланя Игнатова, дочь председателя колхоза, дяди Демы. Росли они вместе, играли, как все дети, дружили. Но случилась однажды с Кланей беда. Послала ее мачеха в лавку за селедкой, отвалила на покупку целый червонец. Пришла девочка в магазин, а там продавцом бывший «урка» работал, по имени Василий Иванович. Ловко умел людей обсчитывать. Придет баба за конфетами, отдаст «урке» рублевку, а он ей и полкило не отвешает, да еще задолжит. «Потом, — скажет, — занесешь остатки». Кланя отдала мачехин червонец и притащила домой всего-навсего килограмм селедки. Ну, мачеха, конечное дело, в бой: «Ах ты, черемиска, ах ты, атаманка, куды остальные деньги девала?» Хлесть Кланю по лицу, хлесть еще раз! Кровь из носу ручейком потекла. Увидел все это Иван, понял: «урка» во всем виноват. Побежал домой, схватил ружье — и к магазину. «Урка» только-только заканчивал работу и вешал на двери винтовой замок.

— Не закрывай, — сказал ему Иван.

— Цыц, последыш! — ощерился «урка». — Чо те надо?

— Деньги Клашкины отдай!

— Какие деньги?

— Я же сказал какие!

— Кыш отсюдова!

Тогда Иван поднял берданку и выстрелил в воздух. «Урка» упал на крылечко и начал было кричать, но Иван предупредил:

— Не ори, будешь орать — прикончу!

И вогнал в патронник новый патрон с жаканом. Пришлось «урке» переломиться.

— Сразу бы и объяснил, что за сдачей пришел, а то давай стрелять.

— Неси, — приказал Иван.

Вынес «урка» из магазина обманом взятые деньги, подал Ивану:

— Вот, восемь шестьдесят четыре — все в цельности.

После этого и заговорила деревня: «В самого Осота Ванька-то пошел! И перед чертом не схлыздит!»