Уинсли Кларксон - Стинг. Тайны жизни Гордона Самнера
Пустота была заполнена только тогда, когда Стинг смог написать и выпустить в свет альбом «The Soul Cages» («Клетки для души»). Эта запись словно дала выход его горю. «Я полагаю — это способ траура. Я не думаю, что в нашем обществе он есть, и это стыдно, — вспоминает Стинг. — Мы склонны смотреть на смерть, как на что-то, что мы должны преодолеть как можно быстрее».
После смерти родителей Стинг обнаружил, что самым легким способом справиться с потерей их обоих в один и тот же год, было просто отрицание того, что произошло. Прежде всего он предпринял «великое турне» и работал до изнеможения. Прошло много времени, прежде чем он проснулся однажды утром и понял, что ему придется с этим жить.
На протяжении этого трудного периода своей жизни Стинг обнаружил, что думает об огромных кораблях, которые сооружались в конце той улицы в Уоллсенде, где он рос ребенком. «Взросление в тени корабля как будто давало тебе чувство, что тебе судьбой предназначено быть путешественником», — размышлял Стинг.
Он, безусловно, не был одним из тех людей, которым приходится рассматривать свои астрологические карты и прогнозы каждое утро, прежде чем они решат, во что одеться. Он стал очень циничным и желчным по отношению к таким вещам, с тех пор как обрел славу. Однако он действительно верил, что было что-то примечательное в его снах, и убежден, что исследование его фантазий многое объяснило в его реальной жизни.
Стинг привык к свободе путешествий. В определенной степени он был кочевником. Он обнаружил, что невозможно оставаться на одном месте больше шести недель, и он фактически ждал этих изматывающих мировых гастролей, потому что непрерывное движение поддерживало его в форме. Выбор Стингом трех городов, в которых он имел недвижимость, удивителен.
Лос-Анджелес. «Я нахожу его интересным, потому что думаю, что во многих отношениях это город будущего. Безусловно, это город чрезмерного отчуждения людей друг от друга. В Лос-Анджелесе вы всегда в машине. Вы никогда не находитесь на улице. Это странно».
Нью-Йорк. «Интересное место в артистическом плане, потому что вы сведены вместе с разного рода художниками. Он похож на большой университет, где каждый старается превзойти другого».
Лондон. «В Лондоне все разделено, как в гетто. Художник никогда не встретит поэта, а поэт никогда не встретит композитора. И происходя из рабочего класса, я до сих пор не имею никакой социальной принадлежности, как ни странно. Конечно, в этом и моя вина. Я скован во всем, потому что знаю, откуда я родом. Каждый раз, когда я иду куда-то, например, на обед в Королевскую академию, я продолжаю волноваться, потому что ожидаю, что каждую минуту кто-нибудь может схватить меня за шиворот и выкинуть вон».
Следующая актерская роль Стинга — Мэкхит в «Трехгрошовой опере» — была на Бродвее. Прежде чем выйти в Нью-Йорке, постановку показали избранной аудитории в Вашингтоне. На премьере присутствовал президент Соединенных Штатов, Джордж Буш и по крайней мере сорок представителей секретной службы, экипированных наушниками.
«Это была странная премьера, — объяснял Стинг. — Спецслужба хотела проверить мою трость с вкладной шпагой, предположительно на случай, если я собираюсь совершить покушение на президента».
К сожалению, скандально знаменитый театральный журналист Бродвея Фрэнк Рич раскритиковал певца за его исполнение, когда пьеса шла в Нью-Йорке. Он сказал о Стинге: «Он, кажется, уверен, что большая трость и самонадеянность, недовольная гримаса каким-то образом будут сообщать об убийце, насильнике, воре и поджигателе».
Рич описал Стинга как актера «вполне приемлемого для фильмов вроде «Сполна» и «Бурного понедельника», но неуклюжего на сцене». Затем он продолжал: «Как могли эти пламенные песни, рождённые в горне Апокалипсиса, звучать так безразлично, как они звучали со сцены?»
Стинг был задет критикой, но, настроенный философски, воспринял ее, спокойно, в обычной манере тех лет. Он сказал театральному критику лондонской «Дейли Мейл» Джеку Тинкеру: «Я пришел сюда, чтобы учиться этому ремеслу, ремеслу игры, не похожему на мои выступления в больших рок-концертах. Но мне приходится это делать на глазах каждого. Ранее я никогда не посещал театральных репетиций, не учился в школе драматического искусства. Так что у меня не было выбора. Я был знаменитым раньше, чем решил заняться этим».
Затем он объяснил, какие соображения стоят за его решимостью продолжать идти по пути к серьезной актерской карьере. «Я строю мою жизнь таким образом: если у меня есть два пути выбора, один — здравый и правильный, вроде бы лучший для избрания, я неизменно выберу другой. Назовите меня, если хотите, ловцом удачи. Однажды я непременно стану тем, кто пожинает плоды».
На него сильно оказывала влияние Труди, когда надо было выбирать новые роли. «Она была очень полезна в этом деле. Она говорила: «Пока тебе нет сорока лет, ты должен сыграть «Мэкки-Ножа». Я обычно её слушаю. У нее есть интуиция, она понимает то, что мне надо. Вы живете только один раз, и если вам дается возможность, подобная этой, вы берете ее и смотрите, сможете ли ею воспользоваться».
Театральная карьера Стинга не очень-то удалась, классический мюзикл Брехта−Вайля о лондонских низших слоях сошёл со сцены из-за падения интереса публики почти сразу, через два месяца с момента премьеры на Бродвее. Но Стинг представил последний спектакль этого показа в виде своей персональной шутки. Он отрастил зловещие усы для роли Мэкхита. Когда пришло время сцены в тюрьме, он появился на сцене с лицом, покрытым мыльной пеной. Затем пока он пел и исполнял какие-то акробатические номера на различных трубах, служащих решетками в камере, он побрился под рев зрителей и актеров.
Потом заказал автобус прямо к дверям сцены, собрал всю труппу и обслуживающий персонал и отвез их в свои апартаменты в Центральном Парке, где был устроен шикарный новогодний вечер, и все развеселились и позабыли о несчастной судьбе театральной постановки.
Вскоре после этого было объявлено, что Труди ожидает рождения третьего ребенка этим летом.
Несмотря на всю показную браваду, проявленную Стингом после провала «Трехгрошовой оперы», певец был очень подавлен своей явной неудачей на Бродвее, в особенности потому что, он один был огульно обвинен в провале спектакля. Критики говорили, что ему следует петь и отказаться от далеко идущих честолюбивых планов стать большим актером.
Но упрямый Стинг снова попытался освоить другую сферу, хотя фактически девяносто пять процентов его ежегодного дохода (равного десяти миллионам долларов!) давала музыкальная карьера. Когда доктора предупредили Стинга, что напряженный график серьезно угрожает его голосовым связкам, вперед выступил Майлз Копленд, настояв на том, чтобы он взял перерыв во всех остальных видах деятельности. Копленд был достаточно сообразительным, чтобы знать полную цену своего лучшего вложения. Он также сказал Стингу в недвусмысленных выражениях, что ни в коем случае не позволит ему пожертвовать музыкальной карьерой ради актерства или еще чего-либо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});