Илья Голенищев-Кутузов - Данте

Герион ужасен и отвратителен. Лицо его величественно и приветливо, а тело его — тело дракона со смертным жалом скорпиона на хвосте — скрывается в бездне: такова природа обмана. Пока Вергилий убеждал Гериона перевезти их на своей спине, Данте увидел направо от того места, где была кинута веревка, группу людей, обороняющихся от огня и раскаленного песка, с кошелями и книгами, в которые заносились имена должников. Это знаменитые ростовщики Италии, на их кисетах Данте распознал гербы многих известных фамилий, флорентийских и падуанских. Следуя снова своей неизменной манере — передаче фантастического через реальное, — Данте сравнивает подплывающего к обрыву Гериона с водолазом, который освободил застрявший на дне якорь корабля, а ростовщиков — с собаками, которые летом отгоняют навязчивых насекомых. Заметим, что Герион подымается к краю пропасти не в том месте, где его манит Вергилий при помощи веревки Данте, а правее, около того рубежа, где сидят наиболее тяжкие нарушители законов бога и природы — ростовщики. По-видимому, магическая операция Вергилия и Данте заключалась в том, чтобы заманить, обмануть и подчинить своим высшим целям самый Обман — Гериона.

Данте садится на спину Гериона впереди Вергилия, защищающего его от острого хвоста чудовища. С предельной смелостью воображения Данте описывает полет над адской бездной, сравнивая летящего Гериона то с ладьей, то с угрем, то с соколом. Поэт вспоминает также полет Фаэтона, сына Аполлона, который не смог удержать коней небесной колесницы своего отца и пал на землю, пораженный молнией Зевса, а также Икара, чьи скрепленные воском крылья при полете с острова Крита растопило солнце. Быстрота полета становится ясна только при посадке, когда Данте видит дно восьмого круга. Во время же самого полета из-за отсутствия ориентиров ему казалось, что зверь «неспешно реет», так как кругом простиралась одна черная бездна воздуха и видна была лишь спина чудовища. Нельзя не поразиться, с какой удивительной точностью Данте — задолго до начала эры воздухоплавания — воссоздал ощущения летящего человека. Когда поэты сошли со своего адского воздушного корабля, Герион «взмыл и исчез, как с тетивы стрела».

Поэты очутились в восьмом круге Ада, где находятся глубокие рвы, или Злые Щели. Восьмой круг описывается в двенадцати песнях, то есть занимает больше трети всех песен «Ада». Топография восьмого круга довольно сложна: от первого возвышения, идущего кругом под обрывом, над которым находится скала, отделяющая его от седьмого круга, идут каменные мосты (радиусами к центру) — к глубокому каменному колодцу гигантов, спускающемуся к самой нижней бездне Ада — девятому кругу, где находится Люцифер. 10 рвов и 10 плотин между ними расположены концентрическими кругами. Таким образом, своды мостов пересекают все плотины (в русском переводе: валы, впадины, перекаты) и возвышаются над рвами (щелями) с выгнутыми откосами. Данте сравнивает расположение этой части Ада с виденным им на земле: с замком, укрепленным для осады рядами рвов, с той только разницей, что мосты, соединяющие рвы, в средневековой фортификации были обычно подъемными, деревянными, а над Злыми Щелями идут каменные, горбатые, «древние» мосты, напоминающие римские. Сначала поэты идут, повернув налево, по плотине вдоль первого рва. Встретив мост, они сворачивают направо и следуют по нему, дважды спускаясь в щели: в третью, чтобы посмотреть на папу Николая III, и в шестую, над которой мост сломан, чтобы продолжать свой путь по соседнему мосту слева, пока не приходят к возвышению над десятым рвом у самого обрыва в центральный колодец.

В первом рве, о котором мы уже говорили в главе о Болонье, находятся преимущественно сводники. Второй занимают льстецы, погруженные в зловонные нечистоты. Третий ров предназначен для тех, кто торговал церковными должностями и превратил церковь в место торговых сделок. В сером камне торчат лишь ноги грешников, туловища их уходят в землю; огонь змеится над их ступнями. Вергилий предлагает Данте снести его вниз, в ров, и показать ему, кто там мучается. Из первого отверстия скважины, где отчаянно брыкаются чьи-то ноги, на вопрос Данте, кто здесь, раздается удивленное восклицание: «Как, Бонифаций, ты здесь уже, ты здесь уже так рано!» Это голос папы Николая III Орсини, который слишком много заботился о благополучии и доходах своих родственников. В этих словах звучит горькая ирония Данте: Николай III думает, что пришел папа Бонифаций за три года до срока, чтобы его сменить. Напомним, что условная дата путешествия — 1300 год, а папа Бонифаций умер в 1303-м. Таким образом, получается, что Бонифацию еще при жизни уготован Ад. Затем папа Николай «пророчествует», что «придет с заката пастырь беззаконный», расхититель церковных имуществ и ставленник французского короля — Климент V, Следует инвектива Данте:

Сребро и злато ныне бог для вас:И даже те, кто молятся кумиру,Чтят одного. Вы чтите сто за раз.

Затем он говорит о несчастном даре Константина, который, обогатив церковь, испортил ее нравы. Поэт снова возвращается к своей излюбленной теме, подробно развитой в «Монархии».

В четвертом рву казнятся прорицатели и волшебники: они поражены немотой, головы их свернуты на спину, грешники пятятся назад и никогда не видят прямо, движения их медленны, как у участников церковных шествий. Данте сначала преисполнился сожаления к этим грешникам, но Вергилий упрекает его. Вергилий особенно строг и безжалостен к магам и прорицателям. По-видимому, Данте стремился оградить автора «Энеиды» от средневековой репутации чародея. Он отрицает древнее предание о том, что Мантую основала Манто, дочь прорицателя Тирезия, и что город был назван ее именем. Данте не хочет, чтобы род Вергилия возводили к колдунье, проявляя нетерпимость, граничащую с ненавистью ко всем астрологам, чудодеям, предсказателям как древности, так и своего времени. Автор «Божественной Комедии» не замечает или не хочет замечать, что он противоречит самому себе, то есть заставляет Вергилия противоречить самому себе, так как великий поэт древнего мира приписывал волшебнице Манто основание своего родного города Мантуи. Но Данте упорно настаивает — в жилах Вергилия не текло ни капли проклятой крови кудесницы, вздорны россказни, превратившие Вергилия в мага, все эти побасенки умаляют славу великого поэта. Сам Данте также не избежал обвинений в магии и волшебстве; так его зря припутали к делу о покушении на убийство папы Иоанна XXII при помощи магических действий. Весьма возможно, что эта слава Данте как великого мага Италии и побудила кардинала Поджетто требовать останки поэта для предания их костру.