Василий Емельянов - С чего начиналось

Борис промчался до куста и залег. Лиса остановилась и затрусила назад. «Почему же Борис не стреляет?» — подумал я. А он поднялся из-за куста и, махнув безнадежно рукой, буркнул:

— Собака. — И добавил: — Черная. А я за лису ее принял.

Мы собрались у машины и, подтрунив немного над незадачливым охотником, поехали дальше. Впереди виднелось большое село.

На околице у дороги уже издали мы увидели на первом же доме большую вывеску: «Чайная».

— А что, если нам здесь перекусить? — предложил я. — Вряд ли мы скоро встретим поблизости другой населенный пункт. У нас есть с собой ветчина, колбаса, хлеб, а чай нам дадут.

Мы остановились у чайной. В это время из ее дверей вышли трое. Увидев у Бориса ружье, один из них спросил:

— Охотники, что ли? Хорошо, если бы нам помогли. Завелась около нашего села лисица-чернобурка. Убежала из питомника. Столько кур передушила, негодяйка, — и не сосчитаешь. А охотников, как на грех, в нашем селе нет. В ноги бы вам поклонились, если бы прикончили эту душегубку.

Мы переглянулись. А когда мужчины отошли, стали еще больше смеяться над Борисом:

— Вы, значит, лису от собаки по цвету шерсти отличаете. Так, что ли?

…К своему удивлению, войдя в довольно большую комнату чайной, мы увидели столики, накрытые белыми накрахмаленными скатертями. Здесь, за сотни километров от ближайшего города, в каком-то захолустном селе миловидная официантка в белом передничке предлагает меню.

— Что вы желаете?

В чайной был довольно большой выбор блюд, и мы решили здесь пообедать, а свои продукты сохранить на будущее.

Поев, мы выехали из села и в условленном месте стали производить измерения. Радиоактивность здесь была невысокой, хотя и несколько больше фона. Мы переходили от одной точки к другой, делая пометки на карте местности. Но вот из-за куста выскочил заяц. Борис вскинул ружье. Раздался выстрел, и заяц упал.

— Молодец! — раздалось сразу несколько голосов. — Ну, теперь полностью реабилитировал себя.

К концу дня мы вернулись в свой вагон, и, закончив записи наблюдений, Борис вместе с проводником вагона стал свежевать зайца. Один из врачей спросил:

— Что же вы с ним делать собираетесь?

— Как что? Зажарим и съедим. Такое жаркое получится, пальчики оближете!

— Надо сначала проверить его на радиоактивность. Может быть, его и есть нельзя? — сказал врач.

— Ну, это не трудно сделать, давайте счетчик, — и Борис сунул его в освежеванного зайца. Счетчик затрещал, и стрелка поползла по циферблату.

— Вот видите, как нашпигован радиоактивностью ваш заяц, — заявил врач.

— Не так уж сильно, — возразил Борис. — Мне думается, что с водкой он пойдет за милую душу.

— Но у нас совершенно нет водки, и достать ее в этих местах ни за какие деньги нельзя, — вставил проводник.

— Безвыходных положений не бывает, их создают паникеры, — парировал Борис. — Прежде всего надо помнить, что у нас есть спирт, его можно развести до научно обоснованного уровня — вот вам и водка.

— Но он с формалином, — вмешался в разговор один из врачей.

— Ну и что же, — не сдавался Борис. — Это только к лучшему. Если в формалине хорошо сохраняются органические экспонаты, тем более он сохранит наши с вами души. Несите спирт с формалином, и я превращу его в водку.

Борис разбавил спирт водой и наполнил стаканчики.

— Для пробы, — весело разъяснил он.

Но когда биолог поднес свой стаканчик к губам, то быстро отдернул его.

— Нет, не смогу я даже глотка сделать.

Другие, тоже понюхав, поставили стаканчики на стол.

— Эх вы! — с презрением произнес Борис.

Он взял графин. Вылил из него воду, высыпал на дно две щепотки чаю, вылил туда разбавленный водой спирт из стаканчиков, залил графин до половины спиртом с формалином из бутыли и стал трясти графин с содержимым, расхаживая по вагону и ворча:

— Наши отцы ханжу пили, и ничего с ними не случалось, а тут, видите ли, формалин им повредит. Ну, хорошо, запах не нравится, там мы его чаем отобьем.

Вошел проводник вагона и сообщил:

— Заяц ужарился, у нас все готово.

— Ну, и у меня готово, — сказал Борис. — Я думаю, можно приступать.

«Радиоактивный» заяц был съеден. После трапезы один из сидящих за столом врачей, держа в руке обглоданную косточку, в раздумьи произнес:

— Пастер на себе испытывал болезнетворное действие некоторых микроорганизмов. Что же, мы рискнули.

…Прошло шесть лет. Мне довелось в ноябре 1955 года участвовать в сессии Генеральной Ассамблеи ООН. На сессии с кратким сообщением о только что закончившейся в Женеве Всемирной конференции по мирному использованию атомной энергии выступал Генеральный секретарь ООН, а ученым, присутствовавшим на сессии, было предложено выступить перед общественностью на дискуссии по вопросам, обсуждавшимся на конференции в Женеве. Перед началом дискуссии американский врач Уоррен сказал мне, что ему как-то пришлось съесть «радиоактивный» огурец:

— Я расскажу об этом во время дискуссии. А у вас нет какого-нибудь аналогичного примера? — спросил он.

И я, вспомнив о том, как мы ели «радиоактивного» зайца, в свою очередь рассказал об этом.

— Все дело в дозах и характере радиоактивности, — говорил Уоррен. — Нельзя из радиоактивности делать фетиш.

Как иногда возникают научные теории

Приехав на место, я связался по радиотелефону с начальником геологической партии и сказал, что имею поручение поговорить с ним.

— Я нахожусь недалеко — за горой, которая разделяет нас. У нас самолет У-2, и я максимум через два часа буду у вас.

Когда он появился у нашего временного пристанища, мы поздоровались и я задал обычный вопрос:

— Ну, что нового?

— Новое началось две недели тому назад, — сказал мой собеседник. — До сего времени не могу найти никакого разумного объяснения тому, о чем хочу рассказать. История прямо-таки удивительная. Да уж лучше я изложу все как было. Мы в этом районе проводим геологическое обследование местности. Ищем уран. Но горных пород с высоким содержанием урана мы пока не обнаружили. Так вот, две недели тому назад мы вели наши обычные работы: удаляли травянистый покров, отбивали куски породы, определяли минеральный состав, замеряли радиоактивность. Содержание урана все время было невысоким и не превышало пятнадцати тысячных процента. Но все-таки район считался перспективным, и мы надеялись обнаружить месторождение промышленного значения. В тот день, как обычно, мы работали до обеда, а затем сделали перерыв. После обеда продолжили работу, и во тут-то началось это новое. Наши приборы могли обнаружить даже очень низкую радиоактивность горных пород. Другими словами, чувствительность их была очень высокой. Когда после обеденного перерыва один из работников нашей геологической партии поднес счетчик к обнаруженному склону, стрелка прибора мгновенно пробежала всю шкалу и ушла за ее пределы. Прибор зашкалило.