Эндель Пусэп - Тревожное небо

Снизу быстро приближалась земля. Подтянувшись на руках, приземлился нормально. Упал я в болото. Собрал купол в комок и затоптал его в грязь. Добравшись до кустов, под которыми было немного суше, уселся и тут же услышал громкие голоса людей и лай собак. Понял, что нас ищут, и порадовался, что оказался в болоте, где собаки меня найти не в состоянии, — вода следов не держит.

Всю ночь то ближе, то дальше раздавались голоса и лай собак. К утру наступила тишина. Забравшись в густой кустарник, улегся поудобней и уcнул. Проснувшись уже под вечер, подкрепился неприкосновенным запасом и решил дождаться темноты.

По данным, сообщенным нам перед отлетом офицером разведки, я знал, что в этом районе должны быть партизаны. А как до них добраться? Где их найти? Когда, наконец, зашло солнце, вышел из кустов и осторожно двинулся вдоль болота к северу. Рядом с болотом тянулся лес. Километра через два лес поредел, и чуть правее на бугорке показались домики деревушки. То и дело останавливаясь и прислушиваясь к ночным шорохам, крался я к ближайшей от леса хате. А потом передумал. Решил, что ночью не пойду. Пережду до утра, посмотрю, не видно ли фашистов. Отошел от деревни подальше, углубился снова в болото. Поспав немного, вернулся и остаток ночи всматривался в ряды бревенчатых домиков. Никакого движения. Все как будто вымерло. Наконец, сперва над одной, затем над второй, третьей крышей взвились дымки. Где-то стукнула щеколда и заскрипела дварь. Слышно было, как звякнуло пустое ведро. Затаив дыхание, слушал и ждал. Наконец, на улице появилась женщина. Она шла к лесу, и оглянувшись раз-другой, быстро пошла вперед. Я поспешил наперерез, чтобы встретиться с ней подальше от деревни, в лесу. Оказавшись на лесной дороге впереди нее, пошел ей навстречу. Поздоровался, спросил, какая это деревня.

— Мышкино, — ответила она и прошла мимо меня. Я пошел рядом.

— А немцы… есть?

— Теперь нету. Ушли, летчиков повели. Понял я, что это моих ребят повели.

— А про партизан тут слышно? — задал я ей свой главный вопрос.

Она подняла глаза и внимательно посмотрела мне в лицо. Я — на нее. Затем медленно опустила глаза и говорит:

— Не знаю я… Говорили, что в соседнем районе будто бы они.

Несколько шагов шли молча.

— А сколько было летчиков? — спрашиваю я.

Я их не видела… Говорили, что будто всех поймали, только вот командира и механика еще не нашли… Дядя Андрей из Белкина рассказывал, его тоже на облаву брали. У него бы и спросили, — и после небольшой паузы, еще раз стрельнув глазами по моему лицу, прибавила:

— Дом его по левой руке второй, по этой самой дороге, — показала рукой в обратную сторону.

Я сказал «спасибо». Она как-то приветливо улыбнулась, и я подумал, что она говорит правду.

Судьба экипажа была ясна: большинство его членов выловили фашисты и полицаи. А зачем женщина сказала адрес дяди Андрея? Тот ведь тоже участвовал в облаве? Было над чем подумать. Мне ведь не впервые приходилось сталкиваться с партизанским тылом. Сами знаете, выполнял я и раньше задания по обслуживанию партизан.

«А ведь не зря она все же того дядю Андрея упомянула. Попытаться надо», — думал я, возвращаясь назад по той же дороге.

Через деревню я пройти не решился. Обошел ее со стороны опушки леса, куда против каждого дома тянулись длинными полосами огороды. Сделал большой круг по лесу, пока деревня осталась позади. Потом вышел снова на лесную дорогу и пошел дальше, на Белкино.

«Ведь этот чертов дядя участвовал в облаве, — не давала мне покоя мысль, — и я могу запросто влипнуть».

Но этой женщине мне хотелось верить. Потом решил: будь что будет. Поговорю с ним с глазу на глаз.

На ходу пожевал немного.

Наступил уже полдень, когда показались тесовые крыши деревеньки. Вижу, около небольшого пруда шлепают по воде и грязи в рваных штанишках двое полуголых пацанов. Подошел я к ним со стороны ивняка и спросил, где сейчас дядя Андрей.

— Дома он, а что? — бойко ответил один.

— Скажи ему, что я его вот там у дороги жду. Пусть выйдет. Засверкав голыми пятками, мальчишки понеслись во весь дух. Я вернулся на опушку леса и стал всматриваться во второй дом слева. Вскоре оттуда вышел на крыльцо сопровождаемый ребятишками бородатый мужик. Мальчишки понеслись обратно к пруду. Взрослый, не торопясь, двинулся в сторону леса. Я гляжу на него во все глаза. Он идет в широких домотканных холщевых шароварах, заправленных в онучи, в берестяных лаптях, чернобородый, широкоплечий, немолодой уже человек. Время от времени запускал пятерню в свои вихри, стараясь их пригладить. По пути вытащил из кармана трубку с кривым мундштуком, засунул ее в рот, но разжигать не стал.

Я проверил пистолет и, убедившись, что никого поблизости больше нет, вышел на дорогу.

— Здравствуйте, дядя Андрей, — поздоровался я с ним, остановившись на почтительном расстоянии.

— Откуда вы меня знаете? — спрашивает он вместо ответа.

— Женщина одна из Мышкино сказала, что может быть дядя Андрей знает о партизанах, — выпалил я все сразу.

Бородач разжег трубку, уселся на валежину и, хмыкнув себе в бороду, сказал:

— Странные вы люди, откуда я такое могу знать? — а сам пронизывает меня глазами. Видно, ты пташка из того же гнезда, что немцы намедни так старательно искали. У тебя был рябой механик? Сергеем звать…

Тут я насторожился: вспомнил, что женщина говорила об его участии в облаве, и спросил:

— А вам-то что?

Бородач прищурил глаза и усмехнулся:

— Мне-то, конечно, ни то, ни сё. А тебе, баю, не без интересу будет знать, что тот рябой вместе с дружком от немцев-то уже тю-тю… — и многозначительно ухмыльнувшись, щелкнул пальцами.

Я, конечно, в душе обрадовался, что ребятам удалось сбежать, но тут же услышал опять голос дяди Андрея:

— Партизан-то в нашей округе вроде бы и не слыхать. Но вот под Дедовичами, там, говорят, они пошаливают.

— А где эти Дедовичи, далеко?

— Не то, чтобы очень… Пойдешь обратно, мимо Мышкино, и все дальше на полдень. Километров пятьдесят может и будет.

Тут он еще раз оглядел меня с ног до головы и, выбивая трубку об валежину, сказал:

— Одежонка-то твоя не ко времени. Неподходящая у тебя она, одежонка-то твоя… Обожди тут, — и раньше, чем я успел сообразить, что он собирается делать, уже шагал в сторону деревни.

«А вдруг приведет немцев или полицаев? — засверлила тревожная мысль. — Тогда конец…» Но прежде, чем я успел принять какое-либо решение, вижу, что бородач возвращается один, пыхтит вовсю трубкой и несет под мышкой большой сверток. Развернув его передо мной, старик ткнул в него пальцем и говорит: