Генри Харт - Венецианец Марко Поло

Все это Марко Поло, надо думать, хорошо знал.

Медленно тянулись месяц за месяцем, и незаметно прошло два года. Существует предание, что маленькие дети бегали вслед за Марко и кричали: «Мессер Марко, расскажи нам еще одну небылицу». По всей видимости, легенда эта не имеет оснований, так же как и другая, еще более жестокая легенда, будто еще при жизни путешественника на венецианских маскарадах появлялась фигура, одетая как мессер Марко, и рассказывала чудовищные, невероятные истории, выдавая их за подлинные события. Однако несомненно одно: большинство современников Марко, читавших его книгу или слышавших его рассказы от него самого, мало верили или даже совсем не верили путешественнику. Да они и не могли верить — горизонт Марко был для них слишком широк, его сведения о неведомом им мире слишком новы и неожиданны, слишком не похожи на все то, что они знали по своему жизненному опыту или вычитали из других книг. А помимо прочего, Венецианская республика была занята глубоким переустройством своего правительственного аппарата, ее силы были поглощены борьбой и раздорами с соседями и соперниками. Постоянные рассказы Марко, его смелые планы относительно торговли с Восточной Азией падали на бесплодную почву, земляки остались к ним глухи.

Наступила зима 1323 года. Марко шел уже семидесятый год и он совсем ослабел. Наконец, обеспокоенная болезнью мужа Доната, после долгих разговоров и совещаний с семейными, решила позвать врача. Быть может, Марко, если бы его спросили, предпочел бы услуги китайского доктора, окажись он только поблизости. Разница между китайскими и венецианскими докторами была небольшая. Но в Венеции врачи были все же лучше, чем в других городах Италии, поскольку находились под строгим правительственным надзором. Они занимали высокое положение в обществе и держали себя, как вельможи. Они брали за свои труды весьма солидную плату, одевались в бархат, обувь носили из марокканской кожи, множество перстней сверкало у них на пальцах. За обедом они пили дорогие вина и ели лучшие кушанья, пользуясь при этом вилками о двух зубьях — вилки тогда знали еще очень немногие. Однако в своих диагнозах и действиях эти врачи, видимо, нередко ошибались — давний закон республики гласил, что в случае серьезной болезни пациент должен быть предупрежден, чтобы успеть составить или пересмотреть завещание, а также получить отпущение грехов.

Будучи приглашенным к такому пациенту, как Марко, врач с серьезной и важной миной осматривал больного и пускался в ученые рассуждения о четырех видах жизненной влаги и их особенностях. Быть может, будет легче, если пустить кровь. И он уходит — дома, на досуге, он изучит мочу больного и посоветуется с коллегой. Затем следовал рецепт, что принимать больному. Лекарства поначалу брались простые — пряности вроде перца и имбиря, размешанный в розовой воде сахар, настой фиалки. Если эти лекарства — пусть они и не обладали целебной силой, повредить они не могли — не давали результата, применялись более действенные средства. Можно было вызвать аптекаря и заказать ему териак. Это было снадобье из шестидесяти пяти ингредиентов, смешанных с медом, — ввел его венецианский цех аптекарей, под названием «венецианской патоки» он был известен по всей Италии. Кроме териака, оставались еще вредные микстуры и отвары из внутренностей человека и животных, а также из растений, собранных в соответствующую фазу луны, и даже змеиный жир, толченая мумия и муравьиные яйца.

Наконец, врач, как преданный друг и как лицо, обязанное это сделать по вышеуказанному закону, советует семье больного, чтобы был позван нотариус и было написано завещание, пока пациент в здравом уме и твердой памяти. Врач советует поспешить, ибо он, к прискорбию, часто наблюдал, как люди умирают столь неожиданно, что у них не остается времени ни распределить завещаемое имущество, ни причаститься святых тайн.

В каких-то деталях мы можем установить, что происходило с умиравшим Марко.

Было 8 января 1324 года, над Венецией опускалось солнце.

Вот-вот появится нотариус Джустиниани. Его гондола уже подплыла и шаркает о камень, гребец останавливает ее внизу у ступенек; большие двери открыты настежь; нотариус в черном развевающемся одеянии духовника поднимается по лестнице, к поясу у него привязан футляр с роговой чернильницей и гусиным пером, в руках свиток пергамента.

Джустиниани без приглашения присаживается у постели, чтобы больной во вред себе не напрягал голоса, затачивает и расщепляет кончик нового пера и просит Марко выразить свою волю[110].

Долго водил Джустиниани пером по пергаменту, на особо жестких местах или на складках перо спотыкалось и брызгало.

«И желаю, чтобы моими душеприказчиками были моя возлюбленная жена Доната и три мои дочери и чтобы они исполнили пункты моего завещания. Следует уплатить должную десятину епископу Кастелло, а двадцать сольдо венецианскими гроссами[111] монастырю Сан-Лоренцо, где я желаю быть похороненным. Нужно позаботиться, чтобы долг в триста лир, которые должна мне моя невестка Изабета Квирино, был прощен...» Голос слабел, но все еще звучал, хотя и с явным усилием, — умирающий высказывал желание одарить некоторые венецианские религиозные братства, монастыри, лазареты и кое-каких своих друзей из духовных лиц. Долги монастыря Сан-Джованни и Сан-Паоло простить, простить также долги монаха Бенвенуто, дав ему дополнительно пять лир. Было записано, что и самому Джустиниани следовало выдать двадцать сольдо венецианскими гроссами.

Затем Марко распорядился отпустить на волю своего слугу Петра, татарина, освободив его от всех уз рабства, «как, может быть, бог освободит мою душу от всякой вины и грехов. Я отдаю ему также все, что он заработал своими трудами в своем собственном доме, а помимо всего прочего я дарю ему сто лир венецианскими денариями»[112].

Помолчав немного, чтобы перевести дух, он заговорил снова и распорядился раздать деньги «на помин его души».

Теперь надо было позаботиться о семье. Марко приказал, чтобы его жене Донате пожизненно выдавалась определенная сумма денег, не считая того, что было выдано ей прежде, а также оставил все ее платья и домашнюю утварь, «включая три кровати и все, что к ним относится». Трем своим дочерям он завещал все остальное имущество, по равной доле каждой. «Но пока этот раздел не произведен, его дочь Морета должна получить особую сумму для приданого, на случай, если она выйдет замуж, равную тем суммам, которые были даны каждой из двух других дочерей в день их свадьбы».

Чтобы перевести все записанное на официальный латинский язык, Джустиниани, вероятно, удалился, вернувшись потом с двумя свидетелями. Он прочитал завещание вслух, а затем перевел его для Марко и для всей его семьи. Завещание заканчивалось так: «А если кто осмелится нарушить или исказить это завещание, на того да обрушится проклятие всемогущего господа и анафема трехсот восемнадцати отцов церкви».