Борис Григорьев - Королева Кристина

Королева ничего этого не замечала и не желала вникать в обязанности своих слуг. В насмешливом тоне Ласкарис информировал кардинала о так называемом «избранном» обществе Пезаро, в котором вращалась королева и самым большим украшением которого была графиня Барбара Рангани — дама пятидесяти лет, низкого роста, жирная, с выпавшими на голове волосами и единственным, уже почерневшим зубом во рту. Графиня тоже встала на довольствие к Кристине и получала 70 талеров в месяц. Но Аззолино при таких известиях, по всей видимости, было не до смеха.

Двадцать девятого апреля 1657 года терпение Кристины лопнуло, и она, апеллируя к итальянскому чувству мужского достоинства Мазарини, призвала его «раскошелиться» и выделить на неаполитанское дело нужную сумму денег. Мональдески, вернувшийся из Франции, привёз с собой 25 тысяч луидоров и ответ Мазарини, в котором сообщалось, что он в принципе согласен с планом, но считает целесообразным отложить его выполнение. Кристина высказала пожелание опять приехать во Францию и встретиться с ним, а заодно посмотреть, «как молодой король будет танцевать в новом балете», но Мазарини просил её оставаться в Риме и добиваться содействия в неаполитанском деле от Ватикана.

Королева снова пустилась на уговоры, но Мазарини молчал. И тогда она покинула Пезаро и отправилась во Францию без приглашения. Покой и тишина действовали на неё самым неблагоприятным образом. Её организаторские способности проявлялись как раз в период неустройства, кризиса и конфликтной обстановки. Перед отъездом, ещё раз встретившись в Модене с герцогом д’Эсте, она отправила Аззолино сухое письмо, в котором загадочно намекала, что может оказаться даже дальше Франции, а потому просила его сохранить воспоминания о их дружбе. Вероятно, она решила сделать ему сюрприз: явиться перед ним в полной красе с неаполитанской короной на голове.

Прождав в Лионе некоторое время указаний из Парижа, «амбулантная королева» 21 июня опять явилась в Фонтенбло. На сей раз никакого торжественного приёма ей оказано не было. Её поселили в подсобных апартаментах замка, которыми пользовался король во время своей охоты. В её распоряжении были всего четыре комнаты, окна которых выходили на мрачную окраину парка. Апартаменты соединялись с замком так называемой Оленьей галереей, по стенам которой были развешаны охотничьи трофеи, в основном оленьи головы.

Встреча с Мазарини была бесплодной. Выяснилось, что княжество Мантуя медлит и сомневается в целесообразности предстоящей операции, и кардинал предлагал подождать до сентября. Кристина всё ещё не догадывалась, что Мазарини давно остыл к неаполитанской авантюре, что у Франции появился неожиданный союзник — Англия, с помощью которого она и рассчитывала одолеть, наконец, Испанию. Между тем стали распространяться запоздалые слухи о планах французов в отношении Неаполя, и встревоженная королева поняла, что произошла утечка информации.

Восторженное отношение Кристины к кардиналу (в своём письме Карлу X в Швецию она писала, что нет на свете другого человека, кроме Мазарини, которому она была бы столь обязана) сменилось разочарованием, потому что Мазарини стал искать не войны с испанцами, а мира. Кристина пишет ему: «Новости на сегодня угрожают миру большим спокойствием, а я люблю шторм и ненавижу штиль». 8 ноября она умоляет Мазарини не колебаться и продолжать работать над планом: «Момент благоприятен, и я боюсь всего, что может замедлить выполнение моего желания увидеть триумф французского короля и славу Вашего Преосвященства».

Но Мазарини уже принял решение. Первоначальный план его в чём-то больше не устраивал, и он вовлёк в антииспанскую игру новых партнёров — в частности Англию. В следующем году (23 марта 1657 года) он заключил с ней антииспанский союз и приступил к планированию совместных военных действий во Фландрии по вытеснению оттуда испанцев. Неаполь на этом фоне имел второстепенное значение. Кардинал «кормил» находившуюся в Пезаро Кристину пустыми обещаниями, а она не могла не почувствовать это и дважды — в сентябре и ноябре 1656 года — приезжала во Францию, чтобы лично ускорить исполнение задуманного.

Переговоры с Мазарини затянулись до глубокой осени без всякого шанса на успех. Кристина вызвала из Стокгольма для отчёта Аппельмана и с новыми инструкциями снова отправила его в Швецию. Агент королевы в Голландии получил указание приготовить оставшийся в Антверпене багаж королевы (картины, книги, рукописи и пр.) к отправке в Италию. Кристина готовилась к переезду в Неаполь. Королевский двор Франции делал вид, что о возвращении эксцентричной шведки в страну ничего не знает, и продолжал жить своей жизнью. Возможно, так продолжалось бы ещё довольно долго, если бы не одно событие. Когда Людовик XIV уже собирался нанести Кристине визит вежливости, в Фонтенбло произошло нечто ужасное.

Шестого ноября в девять часов утра приор монастыря Святой Троицы в Фонтенбло патер ле Бель[115] вышел из ворот обители и стал наблюдать за ведущимися полевыми работами. Из находившегося неподалёку дворца Консьержери, в котором жила бывшая королева Швеции, вышел лакей и направился к монастырю. Поравнявшись c ле Белем, он спросил, как найти приора. Ле Бель сказал, что это он и есть, и тогда лакей попросил его следовать за ним во дворец, где с ним хотела побеседовать королева.

После некоторого ожидания в прихожей ле Бель был приглашён к королеве. Он поприветствовал её согласно этикету и осведомился о причинах вызова. Та ответила, что хотела бы побеседовать с ним наедине, и повела приора в Оленью галерею. Там она спросила ле Беля, не встречались ли они прежде, на что приор ответил отрицательно, но присовокупил, что оказывал некоторые услуги при размещении её свиты во дворце. Королева поблагодарила его и сказала, что одежды, которые он носит, являются надёжным залогом её доверия к нему. Ле Бель поспешил заверить её, что он глух, слеп и нем в вопросах сохранения тайн простых людей, а что касается тайн королей — то сдержан вдвойне.

После этих слов королева вручила приору опечатанный тремя печатями пакет с какими-то документами. На конверте не было никаких надписей. Она сказала, что он должен будет отдать пакет тому, кто попросит его об этом. Приор обещал исполнить всё в точности. Прежде чем уйти, королева попросила его как следует запомнить место, день и час, когда это произойдёт. Ле Бель взял пакет, попрощался с августейшей особой и пошёл домой.

В следующую субботу 10 ноября в час пополудни к приору снова явился слуга королевы и опять попросил его пройти в Консьержери. Захватив с собой упомянутый пакет, приор поспешил во дворец и снова очутился в Оленьей галерее. Слуга закрыл двери и ушёл, оставив изумлённого ле Беля одного. И тут посреди галереи он увидел королеву, разговаривавшую с каким-то мужчиной, а чуть поодаль от них — ещё троих человек. Судя по обращению к мужчине, королева беседовала с каким-то маркизом. Позже ле Бель узнал, что это был маркиз Мональдески. Королева, увидев приора, обратилась к нему громким голосом: