Эрнст Вист - Фридрих II Гогенштауфен

Проклятие в адрес императора папа завершил словами:

«Мы обсудили с Нашими братьями и церковным собранием как приведенные, так и многие другие отвратительные преступления и, поскольку Мы являемся, хоть и недостойным, представителем Христа на земле, и от имени святого Петра говорим: «То, что ты связываешь на земле, будет связано и на небе; что ты развяжешь на земле, будет развязано и на небе!» Поэтому названного князя, опорочившего императорскую, королевскую и всякую честь и достоинство, отвергнутого Господом из-за своих преступлений, чтобы не править более, Мы объявляем человеком, погрязшим в грехах и проклятым, и лишенным Господом всякой чести и всех титулов, и смещаем его объявлением Нашего приговора. Всех, кто связан с ним клятвой и верностью, Мы навсегда освобождаем от клятв и в силу апостольских полномочий строжайше запрещаем кому-либо в будущем подчиняться ему как императору или королю и объявляем: тот, кто подаст ему совет как императору или королю, окажет содействие или покровительство, будет подвергнут отлучению от церкви. Обязанные избрать для империи нового императора должны беспрепятственно провести выборы преемника. С Королевством обеих Сицилии Мы при совете Наших братьев поступим таким образом, каким сочтем нужным…»

«…Господин папа и присутствующие прелаты с зажженными свечами в руках прокляли императора, который уже не должен был называться императором, самым ужасным образом, уронили свечи и потушили их, в то время как защитники императора сокрушенно удалились».

Над погруженным в сумерки кафедральным собором Лиона раздался вопль императорского главного судьи Таддеуса Суесского: «Вот день гнева, несчастья и нищеты!»

Эрозия власти

Сто двадцать восемь лет прошло с тех пор, как император Генрих IV на ледяных полях Каноссы молил папу снять с него отлучение от церкви.

Но здесь произошло нечто большее, чем анафема императору. Папа Иннокентий IV воплотил перед ошеломленным миром мечту Григория VII и Иннокентия III о всевластном папстве с функцией мирового судии. Отстранение императора Фридриха II, потрясшее дворян и князей всей Европы, не имело ничего общего со смещением Вельфа, императора Оттона IV. Тот являлся творением папы, и, когда папа столкнул его, его императорская власть рассыпалась.

Правление императора Фридриха II длилось несколько десятилетий, его блеск освещал всю Европу.

Папский указ о смещении глубоко задел Фридриха II, но одновременно вернул ему свободу. «Достаточно долго я оставался наковальней, теперь я буду молотом», — кричал он. Всего лишь громкие слова. Каким молотом он будет размахивать? Когда он начал борьбу против папы, за ним стояла вся мощь империи. Теперь три крупных рейнских архиепископа — Майнцский, Кёльнский и Трирский — открыто перешли в лагерь курии. В Ломбардии власть Фридриха II ослабла больше, чем при Фридрихе Барбароссе. Остальную часть Италии император подчинил военной диктатуре методом террора, но вскоре узнает, насколько можно доверять таким подданным.

Итак, ему пришлось удовольствоваться письменным наступлением на князей и королей и служить предостерегающим примером европейским правителям, ведь папе удалось его одолеть.

Особые усилия Фридрих направил на французского короля, снаряжавшегося в крестовый поход. Его он стал просить о заступничестве у папы. Если папа снимет с него отлучение, он отправится в Святую землю вместе с королем Людовиком. Благочестивый король Людовик, исполненный святого рвения, сразу же обратился к папе с просьбой отменить лионское решение.

Папа попалив незавидное положение. Он не мог сделать врагом еще и французского короля. Определенно имели место и возражения Англии, направленные против своего сюзерена-папы. Он решил постараться выиграть время. Летом 1245 года папа обещал сделать решающее заявление на Пасху 1246 года. До того времени папа надеялся создать новые политические отношения. Какими именно средствами — благочестивый король Людовик не имел ни малейшего представления.

Император перешел в наступление на другом фронте, и при последовательном проведении оно могло бы весьма стеснить курию. В письме от февраля 1246 года, направленном князьям мира, он делает революционное предложение: путем реформирования церкви вернуть ее к древнехристианской, евангельской бедности. Предложение, не оставшееся без поддержки среди низшего духовенства и прежде всего народа.

Подобные мысли уже владели умами в течение столетия, пример такого образа жизни подавали нищенствующие ордена францисканцев и доминиканцев. Женское движение бегинок проповедовало те же идеалы.

Мысли об обновлении церкви, представленные могущественным императором, могли бы привести к замыканию церкви на самой себе и ослабить ее светскую претензию на власть.

Фридрих II предостерегает короля Франции Людовика от папской политики власти: «…они начали с Нас это, но знайте, закончат Вами, ибо, однажды уничтожив Нашу власть, не ожидают никакого сопротивления».

26 февраля 1246 года он призвал князей мира: «Ведь те, кто сегодня носит имя священников, жиреющие на подачках отцов, угнетающие сыновей, сами сыновья Наших подданных, забывают положение отцов и не соблаговоляют оказывать какую-нибудь преданность ни императору, ни королям, как только их посвятили в апостольские отцы… Но Мы не первые и не последние, кого пренебрежение священников отчуждает и пытается свергнуть с высоты. То же произойдет с Вами, если Вы послушаетесь лицемеров святости, в своей алчности надеющихся, что в их пасть низвергнется целый Иордан… В самом деле, огромные прибыли, которыми они обогащаются, высасывая их из многих государств, как Вы сами знаете, доводят их до безумия… Чем охотнее Вы протягиваете руки этим беднякам, с тем большей жадностью они хватают уже не только за руки, но и за локти… Мы всегда стремились привести священников всех рангов, и особенно самого высокого, к изначальной церкви, к подражанию смирению Господа апостольским образом жизни. Ибо (только) такие священники заставляют ангелов взирать на них, сияя от удивления, могут исцелять больных, поднимать мертвых и своей святостью, а не силой оружия, подчинять себе князей и королей. Эти же, напротив, предаются светскому образу жизни, упиваются наслаждениями, пренебрегают Богом; в потоке сокровищ утонуло их благочестие. Лишить их губительных сокровищ, которыми они развратно отягощены, — дело христианской любви к ближнему».

Такое послание, служащее путеводной нитью для последующих столетий, наполненных поисками реформ, с его обвинениями клира могло бы выйти из-под пера Мартина Лютера, в то же время открыто демонстрирует оторванность от реальности императора, считающегося тем не менее рационалистом.