Исмаил Ахмедов - Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии

Тарзан делал больше, чем стрелял из пушки и было действительно тайной, как он мог стрелять с точностью в доли секунды без часов или какого-либо другого инструмента. Он сажал деревья и кустарники вдоль главных улиц города, поливал их и ухаживал за ними. Он превратил заброшенное кладбище в маленький парк с деревьями, кустарниками и грядами цветов.

Маленькие дети города его любили, следовали за ним повсюду, и он их тоже любил. Он клал свои сбережения из оплаты за стрельбу из пушек в банк, с условием, чтобы его небольшие деньги после его смерти были отданы сиротам. Чтобы заработать себе на еду, он мыл посуду в местном ресторане.

Он также являлся неофициальным приветствующим города. Когда он узнавал своим необычным путем, о прибытии зарубежной гостьи, в качестве приветствия он преподносил ей букет из диких горных цветов.

Тарзан никогда не притрагивался к спиртному, никогда не обижал кого-либо, не ругался. Он был живым святым.

Он приветствовал меня как своего собрата-странника, подобно ему, отказавшегося от своего прошлого; он не только пригласил меня в свою крепость, но также показал мне малознакомые тропинки в горах, скрытые пещеры, водопады и леса. Да, растения, цветы, дети и вы, живете в добре, независимо от того, кем вы были в прошлом, мой друг.

Здесь в Манисе прошел 1945 и затем 1946 год. В это время благодаря Ремзи бею, я приобрел и других друзей; Хикмет Эгинлиоглу, судья; Шеми бей, бывший министр обороны; Луфти Караосманлу, один из основателей Демократической партии.

Через месяцы, годы, мои ограничения становились все слабее и слабее. Я мог гулять, если хотел, за многие километры за горой или пересекать через мост на другую сторону реки Гедиз. Фактически, я мог ходить в любом направлении в этой местности, иногда даже посещать Измир, хотя Маниса все еще оставалась моим постоянным местожительством.

С большей свободой ушло и мое одиночество. Многие люди приглашали меня в свои дома и знакомили меня со своими семьями. Из таких знакомств я получил также мою первую работу, давая частные уроки по английскому языку и математике ученикам средних школ. Я был доволен этим преподаванием, поскольку оно было для меня первой работой за многие годы, но мои заработки были незначительны, никогда не превышали порядка пятнадцати долларов в месяц. Тем не менее, я был счастлив, будучи вновь занятым, но невозможность идти дальше, чем учеба детей, меня, разумеется, угнетала. Это не означало, что я не любил детей и учить их. Дело было в том, что я не мог позабыть мое учительствование до этого в Чарджоу и в горах Азербайджана, и я спрашивал себя, предстоит ли мне другая долгая борьба впереди перед тем, как я смогу привести в порядок свою жизнь. Однако, я со всем этим ничего не мог поделать.

Перелом случился, совершенно неожиданно, и не до конца лета 1947 года. Проходя через прихожую моей гостиницы, я внезапно остановился, заметив новое лицо. Здесь гостей бывало весьма мало и незнакомец всегда был для меня желаемым лицом для контакта с внешним миром. Он читал журнал Time и я, точно почувствовал, что он американец.

Когда я подошел к нему, он взглянул на меня, улыбнулся и сказал hello. Я ответил hello тоже и добавил: «Я Исмаил Ахмедов, рад вас встретить».

Он сказал: «Я Портер Моуги из Лимы, штат Огайо, США. Приятно встретить вас. Откуда вы?»

Когда я рассказал ему, что я родом из России, он захотел узнать, являюсь ли я русским, и удовлетворился моим объяснением, что я тюркского происхождения, но родился в России.

Тот факт, что я разговариваю на английском, заинтересовал его больше, чем мое происхождение. Сказав, что рад найти кого-то в гостинице, с кем может разговаривать, он позвал официанта и заказал raki для нас обоих. Скоро мы стали звать друг друга именами, но он называл меня по-своему, поскольку ему было очень трудно произносить мое имя правильно.

Портер оказался инженером, который прибыл в Манису для установки дизельной электростанции в качестве части помощи, оказываемой Турции согласно доктрине Трумэна. Когда я сказал ему, что также являюсь инженером и знаю как турецкий, так и английские языки, он предложил мне работу в качестве переводчика и выполнения административных поручений. Он отбросил в сторону мое предупреждение о том, что мне нужно разрешение властей. Он сказал, что он, а не они, нанимают меня на работу.

На следующий день, однако, Портер получил разрешение в канцелярии губернатора для моей работы с ним. Я был счастлив. Наконец, после долгих лет, вновь делать что-то полезное и результативное.

И сама работа была очаровательной. Она дала мне возможность оценить практические знания и ноу-хоу американских инженеров. Дизельная машина была отправлена из США в полностью разобранном виде. Она имела тысячи частей. Каждая часть должна была быть поставлена на свое место и в правильной последовательности. Портер выполнил эту задачу почти в одиночку.

Станция в Манисе не была единственной его работой. Другая станция той же мощности должна была быть установлена в Баликесире, в городе около 100 километров к северу и этот проект также должен был выполнить он.

Я сильно привязался к Портеру и мы стали хорошими друзьями. Мы были неразлучны на работе и вне ее. Были позабыты все мои одиночные прогулки и хождения по горам. Я больше не имел времени для них. Кроме того, Портер платил мне 150 долларов в месяц, десять раз больше, чем я получал за частные уроки.

Мы провели Рождество этого года и встречу Нового — 1948 года — вместе. Из Измира Портер получил бутылку кентакских виски бурбон и фунт американского бекона. Я купил в Манисе яйца. Бекон и яйца под бурбон были угощениями нашего новогоднего праздника. Когда мы выпивали, Портер пытался уговорить меня ехать в Америку. Он сказал, что турки прекрасный народ и Турция также прекрасная страна, но у меня здесь нет будущего. Он сказал, что будет меня поддерживать в Америке, пока я не стану на свои ноги.

Я был чрезвычайно тронут. Я говорил себе, с моими мокрыми от слез глазами, что за тысячи километров отсюда есть человек, для которого я не больше чем странник, неизвестный ему всего несколько месяцев до этого человек. И он предлагает мне платить за меня счет, чтобы я мог начать жизнь в его стране.

Моим единственным сожалением об этой работе с Портером было то, что она не продолжалась долго. Весной 1948 года установка дизельной станции была завершена. Она должна была занять место изношенного парового двигателя, обеспечивающего Манису на протяжении многих лет электрическим током, часто прерывающимся и к тому же с прыгающим напряжением. В течение двух дней губернатор должен был принять нашу станцию официально. Должна была быть отрезана ленточка и произнесены подготовленные для этого случая речи о турецко-американской дружбе.