Владимир Антонов - Расстрелянная разведка

Глава IX. ИСИДОР МИЛЬГРАМ: ПУТЬ НА ГОЛГОФУ

В конце февраля 1938 года начальник 8-го отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР старший майор госбезопасности Влади­мир Цесарский направил на утверждение высшего руководства страны список лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного суда СССР по первой категории (расстрел. —Авт.). В документе значились фамилии, имена, отчества четырех арестованных быв­ших сотрудников центрального аппарата НКВД, в том числе и Мильграма Исидора Вольфовича. Уже 5 марта на списке появилась проставленная рукой Сталина виза «За», далее следовали подписи — самого вождя, Вячеслава Молотова, Климента Ворошилова, Андрея Жданова.

Исидор Мильграм принадлежал к числу видных представителей первого поколения советских разведчиков. Он родился 15 декабря 1896 года в городе Калиш Калишской губернии (бывшая русская Польша). Отец его был рабочим, позже стал мастером на кружевной фабрике в Калише. С десяти лет там же трудился и Исидор—сначала подручным монтера, а затем — слесаря.

Когда немецкие войска оккупировали во время Первой мировой войны родной город Исидора, его угнали в Германию. Сначала он работал слесарем на угольной шахте в Саксонии, после этого — на берлинской городской железной дороге. Активно участвовал в ра­бочем движении, являлся членом Социал-демократической партии Германии. Одновременно с 1916 года состоял членом партии боль­шевиков. Помогал Карлу Либкнехту в организации первомайской демонстрации 1916 года берлинского пролетариата на Потсдамской площади, прошедшей под лозунгом «Долой войну!» и привлекшей к себе всеобщее внимание. Однако Мильграма тогда арестовали, и несколько месяцев он провел в тюрьме. Затем был отправлен на при­нудительные работы на один из заводов Круппа в Рурской области, откуда бежал в Голландию.

С января 1917 года Исидор активно занимался профессиональной партийной работой в Роттердаме (Нидерланды), ще вел агитацию среди военнопленных. В марте того же года женился.

Из воспоминаний жены И.В. Мильграма Фриды Францевны:

«Родилась я в Вильно в 1895 году. Отец был рабочим на мельнице, затем грузчиком на товарной станции. Мать работала на папиросной фабрике, а после появления детей стала домохозяйкой. В семье было пятнадцать детей, из которых шесть умерли малолетними.

Самый старший из братьев получил профессию гравера и в 1904 году эмигрировал в Америку. Следом за ним в 1905 году в Америку уехали еще трое братьев.

В 1905 году я пошла на работу, была ученицей портнихи. Не столько училась, сколько мыла полы, разжигала утюги, нянчила хозяйскую девочку, таскала в магазин готовую продукцию. Закончив ученичество, работала портнихой.

После начала войны и оккупации города немецкими войсками отец и я остались без работы. Семья сильно голодала.

На семейном совете решили, что я — старшая из оставшихся детей — должна поехать к братьям в Америку и побудить их по­мочь семье, спасти ее от голода. На мою дорогу продали все, что было возможно. Вместе с другими эмигрантами я прибыла поездом в Роттердам. Перед тем как отправиться дальше, всех эмигрантов пропустили через врачебный осмотр. Многим отказали во въезде в Америку. Я оказалась среди них — уж очень была худая и немощ­ная. Нас хотели отправить назад, в Вильно, но мы категорически отказались. Тогда нас оставили в Роттердаме и стали лечить. Мы оказались на положении интернированных, в город нас не пускали. Лишь однажды мне с двумя подругами разрешили погулять в город­ском парке. Мы сидели на скамейке. Мимо проходили трое ребят, по виду — рабочие парни. Они говорили между собой на идише. Мы поняли, что они из России, так как голландские евреи не знают еврейского языка. Познакомились. Одним из них был Мильграм. Он помог мне найти профсоюз швейников, чтобы устроиться на работу, помог снять небольшую комнатку. Как только начала рабо­тать, накопила 20 гульденов и послала домой. В ответном письме мама сообщила, что отец умер. Я тяжело переживала смерть отца, заболела. Мильграм не отходил от меня. Мы подружились, а в марте 1917 года поженились».

После Октябрьской революции в России в Нидерландах также активизировалось революционное движение. Исидор Мильграм при­нимал в нем активное участие. В то время он часто менял работу: после каждого публичного выступления его увольняли как русского большевика. Выступал он на голландском и немецком языках (Иси­дор обладал большими способностями к изучению языков, позже овладел французским и английским).

В конце 1918 года голландские коммунисты получили сведения о том, что местные спецслужбы подготовили список подлежащих аресту русских большевиков, в который был включен и Мильграм. Он ушел в подполье, скрывался в Амстердаме, а затем выехал через Германию в Россию. Однако уже в начале января 1919 года был на­правлен Львом Караханом, бывшим в то время заместителем наркома по иностранным делам, в Нидерланды, с которыми Советская Россия еще не установила дипломатические отношения, с особыми поруче­ниями НКИД РСФСР. 11 января на границе он был арестован.

Восемь месяцев содержался Мильграм в тюремной крепости Вириксреханса как «иностранец, представляющий угрозу обще­ственному порядку и безопасности страны». В этот период он го­товил покушение на заключенного в той же тюрьме убийцу Карла Либкнехта и Розы Люксембург лейтенанта Фогеля. Узнав об этом, местные власти приняли решение отправить Мильграма пароходом в Ревель (Таллин) для передачи в руки белогвардейцев генерала Юденича, но в Данциге ему удалось скрытно покинуть судно и добраться до Бельгии. Работал в Брюсселе слесарем на одном из местных заводов, занимался партийной деятельностью. Вскоре к нему перебралась и жена Фрида, которая также была арестована, содержалась в Нидерландах в концлагере и бежала из заключения. В начале июля 1920 года Исидор Мильграм с супругой вместе с дру­гими политическими эмигрантами выехал в Советскую Россию.

Из воспоминаний жены И.В. Мильграма Фриды Францевны:

«Отъезд намечался морем из Антверпена довольно большой группой возвращенцев. Я вручную вышила золотом по красному сукну (шелк не нашли) советский герб — серп и молот в венке из колосьев. Хорошо помню: мы на пароходе, на причале толпа прово­жающих, а над старым русским кораблем с выписанным на борту названием иЦарь" развевается наш красный флаг с золотым гербом. Сопровождающий нас бельгийский офицер потребовал у меня убрать флаг, так как, по его словам, на судне было введено военное положение. Разумеется, мы флаг не сняли, так под ним и пришли к русским берегам. Я этот флаг торжественно вручила советским представителям в городе Ямбурге.