Василий Аксенов - «Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

Имея в виду зов в гости к Шурику Ширвиндту на этот вечер (24-го), я, естественно, позвал туда и Белочку с Борей. Шурку предупредил, что придем не одни, а приведем пару милых людей, хотя они и из торговой сети[696]. Без паузы он заявил, что любит торговцев гораздо жарче, чем эту сраную элиту. Так и день, и последний вечер в Москве мы провели в этом составе.

У Беллы странное состояние оттого, что, с одной стороны, – Бог знает что, – с другой, – в «Дне поэзии» опубликовали ее стихотворение[697]. Выглядит она чуть замученно, но прекрасно, а Боря вообще свободен и раскован, умен и добр, как в лучшие времена.

У Ширвиндта Белочка прочла твое, Вася, письмо; очень смеялись и грустили. Сегодня мы с Таней в Амстердаме. Для компании взяли с собой кукольный театр[698]. Пробудем здесь до 10 ноября, потом смотаемся в Брюссель и в конце месяца вернемся в родную блевотину, как ты однажды нарек это место. Нарек, я не побоюсь определить, с большой художественной силой.

Как-то, слушая «Голос», были осчастливлены присутствием при твоем разговоре с некоей Тамарой. В том месте, где ты предвосхищал радость Фел. Кузнецова от его возможной встречи с тобой в Штатах, мы очень веселились. Наутро выяснилось, что вместе с нами веселилась, что называется, вся Москва. Таким образом, суждение будто мы живем скучно, глубоко ошибочно и является досужим измышлением наших врагов, – противников разрядки[699].

Очень часто на Пахре[700] бываем у Рязановых. Дом в большом порядке, тепло и уютно. Еще он полон напоминаниями о редких, но очень душевных встречах с вами, дорогие ребята[701].

Если встретите Райку Тайц[702], кланяйтесь ей и мальчикам. Еще поклон Володе Лившицу с его папой. С Сашей Володиным[703] у нас общение почти ежедневное.

Целуем вас,

Таня, Зяма.

Булат Окуджава – Василию Аксенову

Осень 1982 г.

Дорогой Вася!

Пользуюсь умопомрачительными каналами[704], неожиданно прорытыми провидением, и сообщаю тебе следующее:

1) Сарра[705] оказалась цдловской болтушкой. Возможно ли, чтобы я высказывался с осуждением[706].

2) Узнал о Карле[707]. Как это отвратительно! Жизнь о нас совсем не заботится: какие-то постоянные пакости.

3) Как легко было из Парижа[708] говорить с Вашингтоном. Ну надо же! Теперь это не для нас: ни телефон, ни Греция, ни омары.

4) Надеюсь, ты не очень встреваешь в борьбу противуборствующих изгнанников? Это все пустое.

5) В Москве дело к зиме. Отсюда падение нравов. Ужесточение. Феликс[709] выгуливает собачку. Я стараюсь быть равнодушным, но даже это не помогает писать. Конечно, мои демонстративные шаги в Лютеции[710] стали достоянием некоторых любознательных соотечественников, и в Москве собирался произойти скандальчик, но потом быстренько его затушили: видимо, в данный момент не очень выгодно. Чем и пользуюсь.

6) У меня все замечательно. Хотелось бы к вам, но возраст и утрата способности подсуетиться, чтобы заработать, осложняют мои фантазии.

7) Целую и обнимаю,

и еще Майю, Карла, Иосифа и многих-многих других.

Булат.

P. S. Если связан с Сашей Соколовым, скажи пусть черкнет.

Булат Окуджава – Василию Аксенову

Весна 1983 г.

Дорогой Вася!

Недавно слышал тебя[711]. К сожалению, одну часть, как проводили отпуск. Было грустно.

Появилась случайная оказия, но не могу сообразить, что сказать. Все время хотел много и что-то важное, а сейчас вылетело. Во всяком случае, радоваться нечему.

Недавно праздновали полвека Борису Мессереру. В ВТО. 150 человек. Сумасшедший дом. Фазиль[712], Биргер[713], Попов[714], Инна Л[715]., Семен Изр.[716], Гриша Горин[717]. В общем, все те же. У Фазиля сын – Сандро![718] Ничего себе?

У нас дома вот уже полгода ремонт. Что-то на нас протекло. Это очень интересное мероприятие, если ты не забыл, как это у нас делается.

Белла хороша. Пьет мало, пишет много. Все утряслось у нее. Кое-кто еще живет надеждами, но это уже другая компания.

Думаю, что после французского вояжа[719] я не скоро выберусь на Запад, хотя кто знает.

Обнимаю тебя и Майю

И кланяйся от меня всем знакомым.

Булат

Джон Апдайк – Василию Аксенову

(перевод c английского М. Вогмана)

Май, 19[720]

Дорогой Василий,

Я был очень рад получить твое письмо. Извини, что моя рецензия на «Остров Крым»[721] была местами не только хвалебной – я безусловно восхищен (а кто бы не восхитился?) его энергией, независимостью, страстью (или страстной юмористичностью). Я очень жду знакомства с «Ожогом»[722], тогда я совершу очередной набег в СССР. Спасибо за замечания о Трифонове[723]; разумеется, читатель перевода много теряет – но чудо, пожалуй, в том, сколько он, тем не менее, получает (или мнит полученным).

Надо сказать, я всячески восхищался тем мужеством, с которым ты принял потерю своей страны и языка, став этаким бодрым американцем. Твои недавние – и отличные! – высказывания о довольно-таки износившемся мире американской литературы показывают, что ты теперь – во всех смыслах – говоришь с нами на одном языке. Удачи тебе с твоим первым романом по-английски[724]. Я завидую не самому вызову, на который ты отвечаешь, сколько тем искрам, которые высечет сила трения при таком усилии.

Надеюсь, Евтушенко никогда не увидит моей жесткой реакции на его роман; 20 лет назад он был со мной крайне любезен, да и остается значимым явлением, несмотря на все свои пошлости.

Наталья Владимова[725] – Василию и Майе Аксеновым

16 декабря 1984 г.

Вася и Маечка, с Новым Годом, дорогие, с новым счастьем и со всеми остальными нашими праздниками!

Ну, сначала московские новости:

1. Очень плох Володя Корнилов[726] – никакого заработка, считает, что в семье он – «лишний рот», даже дочь зарабатывает, а он – ничего. Жену, говорит, из красивой женщины – старухой сделал. Через 3 года ему будет 60. Устроился сначала гардеробщиком, а сейчас ночным сторожем за 80 р. Был у юриста – Софьи Вас. Калистратовой – та ему сказала, что с пенсией ничего не получится. Тут в издательстве у него есть деньги – обещали часть ему переслать в сов. рублях, ждут оказии. Выезжать он не хочет.