Владимир Афанасьев - Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

У древних греков и в древних армиях вообще было такое понятие: децимация. Для того, чтобы армия и завоеванный народ стали покорными, считалось, что надо уничтожить каждого десятого человека, то есть 10 процентов. Тогда взбунтовавшиеся приходят к покорству… И вот когда произошла эта не децимация, а больше даже – 30 процентов… можно было с народом делать все, что угодно».

Вот такие уроки истории напомнил нам Солоухин. Усилиями общественности и государства Храм встал. Но встанет ли народ?

Еще при жизни Солоухина зарубежные представители Дома Романовых пожаловали писателю дворянский титул. Отечественная читающая публика, народ присвоили ему звание замечательного русского писателя. И нет ничего этого титула выше.

Николай Ковалев, депутат Госдумы, экс-директор ФСБ

– Я рос и воспитывался в деревне, где своя культура жизни, поэтому прекрасно знаю, что с точки зрения здоровья, самогон – замечательное средство от простуды. Известный русский писатель Солоухин, царство ему Небесное, в своих книгах воспел культуру изготовления русских наливок и настоек. Вот вы, к примеру, знаете, в чем разница между настойкой и наливкой? Настойка – это водка, горсть ягод, горсть сахару, и через три дня продукт готов к употреблению. А для наливки берется две трети ягод, поэтому жидкость получается более густая и градусов в ней меньше. Кстати, в жизни я часто пользовался рецептами из книг Солоухина. Один – по изготовлению настойки на черемуховых почках – мне очень запомнился, но его можно попробовать только раз в году, в апреле.

Т. Мартынова Злободневность Солоухина

В этом году, 14 июня, Владимиру Алексеевичу Солоухину исполнилось бы 80 лет. Увы, на родине его имя замалчивается, его произведения не переиздаются, музея, посвященного его жизни и его творчеству – и не думают открывать. А тем не менее, его мысли актуальны как никогда. И если бы русские люди обратили на них внимание, пожалуй, можно было бы остановить разложение России и даже положить начало ее возрождению.

Если бы в школах и университетах, в метро и на досуге читали его повести и его поэзию, – в частности те его стихи, которые начинаются со слов «Вся Россия расстреляна», – Путин не смог бы безнаказанно проводить ресоветизацию нашей страны; национал-большевизм не поднял бы голову.

Под какими истлели росами,

Не дожившие до утра,

И гимназистки с косами,

И мальчики-юнкера?

Каких потеряла, не ведаем,

В мальчиках тех страна

Пушкиных и Грибоедовых,

Героев Бородина.

Россия могила братская…

Солоухин начал в одиночку десоветизировать Россию еще в 60-е года. Уже в хрущевскую эпоху он предлагал снова ввести в обращение термины «сударь» и «сударыня», «милостивый государь» – вместо «товарищ». По тем порам, это было неслыханной дерзостью.

Позже Владимир Алексеевич говаривал: «От “товарища” надо отказаться: скомпрометировано. Помню, в деревне мужики ждали уполномоченных из района. “Товарищи едут!” Наедут чужие люди с наганами хлеб отбирать, колхозы организовывать, в кутузку сажать. Господин – хорошее слово. Во всем мире принято. И в России было когда-то. Если мы сами себя почувствуем господами, это конечно, войдет в обиход».

Но, увы, до сих пор наши соотечественники себя господами не чувствуют. Иначе они не допустили бы возвращения советчины, против которой так боролся писатель. Боролся он и за восстановление русской исторической формы власти: «Я – монархист», – говорил он в начале 90-х. – «В 60-м году общее собрание московских писателей прорабатывало меня за перстень с портретом Царя Николая Второго. Я считаю монархию самым разумным способом государственного устройства. Стране нужен лидер. Вся разница – как он оказался у власти. Способов три. Первый – выборы. Но они сейчас зависят от денег, средств массовой информации, настроения толпы. Выбрали. Думает, четыре года просижу, ну восемь от силы. Все равно сменят. Чего особенно стараться для страны? Надо о себе позаботиться. Второй способ – захватить власть силой. Тоже не идеально. Постоянно будет мучить мысль, что кто-то захочет последовать примеру, устроит переворот. Третий способ – получить власть по наследству. Монарх будет заботиться, чтобы передать государство потомкам в лучшем виде. Не враг же он сыновьям».

Однако Солоухин сознавал, что, кроме монарха, должен еще быть и народ, достойный его. «А вот народа у нас сейчас и нет. Народ, утративший центростремительные силы, сплачивающие его в единый монолит – становится просто населением. Путем красного террора, коллективизации, перестройки, демократического произвола народ превращен в раздерганное население, не способное к историческим деяниям. Надо сначала население сцементировать в народ, пробудив в нем национальное сознание. И тогда возникнет монарх. Населением могут править и генсеки и президенты, народом – только монарх!» К демократии писатель относился без всяких иллюзий: «Это ширма, за которой группа людей, называющих себя демократами, навязывает населению свой образ мышления, вкусы, пристрастия.

Демократия как цель – абсурд. Это лишь средство для достижения каких-то целей. Ленин, большевики до 17-го года – все демократами были. А взяли власть – такую демократию устроили, до сих пор расхлебать не можем». Владимир Алексеевич особенно гордился опубликованным в 90-х годах своим этюдом «При свете дня», посвященном Ленину, «фигура которого из-за полной непрочитанности его текстов до сих пор сохраняет ореол гения, великого вождя и учителя. Хотя население России для него было насекомыми». Развенчивал Солоухин и Горбачева, считающегося на Западе великим демократом: «Горбачев начинал перестройку, надеясь сохранить в чистоте коммунистическую идею». Разоблачал он также потомков большевистских извергов, пытавшихся вернуть позиции, которые занимали их отцы и деды: «Вот конкретный пример. Аркадий Гайдар был каратель, чоновец, расстреливавший крестьян в Хакассии (Солоухин написал об этом повесть „Соленое озеро“). А внук чуть в премьеры не пролез. Занимал бы пост Столыпина. От Столыпина до Гайдара! Представляете?»

Писатель сокрушался: «Теперь самое ненавистное слово – патриот. Обязательно черносотенец, шовинист, фашист. Почему? Он просто любит свою родину». В 90-е годы автор «Черных досок» постоянно твердил, что «коммунистическую скверну следует изживать на корню, а не на уровне веток и кроны». Его не послушали, и результат налицо: в России снова властвует КГБ. Слава Богу, он не дожил до этого кошмарного возвращения. Писатель умер весной 1997 года и похоронен в родной деревне Алепино на Владимирщине.

Но всем нам, русским патриотам, почитателям его таланта, он оставил завещание: