Александр Гордон - Не утоливший жажды (об Андрее Тарковском)

Как, уйти и не зарыть могилу, не украсить ее цветами?! Здесь море венков и горы букетов!

«Поторапливайтесь, могилу уберут завтра. Это дело службы!» — распорядитель указал на могильщиков, стоявших рядом с нами. Я обернулся — трое плотных алжирцев с лопатами в руках ждали нашего ухода. Около могилы осталась лишь небольшая группа — я, Марина, ее племянник Арсений, Игорь Бортников из «Совэкспортфильма» с женой и жена советника по культуре Соковича из посольства. Я вопросительно посмотрел на могильщика, а он показал мне на часы на своей руке — было без четверти пять. Рабочий день заканчивался. Я взял у него лопату, к его удивлению, и стал забрасывать могилу землей. Устав, передал лопату Сене. В руках у Бортникова появилась вторая лопата. Вскоре могила сровнялась с землей. Мы украсили ее венками и цветами.

На другое утро мы снова были на кладбище — простились с Андреем до следующего приезда.

Часть вторая

Жизнь после жизни

Потеряв Андрея

Говорят, когда уходит человек, с ним уходит целый мир. С уходом из жизни Андрея Тарковского мы лишились великого художника с его неутоленной жаждой жизни, жаждой творчества и пророчества, присущей и его отцу-поэту.

А я потерял человека, который был моим другом и оказал сильнейшее влияние на формирование моей личности. Потерял человека, которого, может быть, не всегда понимал и с которым временами не соглашался. Он, как гениальный ребенок, был одновременно уязвимым и беззащитным, наивным и доверчивым, порой ошибающимся, а порой жестоким и несправедливым. Но я всегда поклонялся ему и всегда его любил.

В жизненной борьбе, в ее драмах и конфликтах он поневоле становился раздражительным до крайности, а временами и подавленным, отчаявшимся. Но именно из доброты и чистоты его души, из ее стремления к гармонии, к идеалу выросли его картины, его подлинные шедевры.

Со дня смерти Андрея прошло много лет. О Тарковском написаны десятки книг и сотни статей, сняты и снимаются каждый год десятки документальных фильмов. Мне довелось встречаться со многими людьми, знавшими Андрея в России и на Западе. Продолжаются эти встречи и сейчас. И тот сравнительно небольшой период его жизни, прожитой за рубежом, теперь мне хорошо известен, понятен. Белые пятна биографии исчезают, может быть, почти исчезли. Хотя вполне допускаю и надеюсь, что много интересного и неожиданного осталось пока не напечатанным или просто не рассказанным. И хорошо, что остается что-то загадочное, какая-то тайна.

Теперь я более или менее подробно знаю о годах, прожитых Андреем вне России, о работе, о его планах, которые уже никогда не осуществятся. Возможно, что большинство читателей, зрителей многого из узнанного мною не знают. В этом смысле вторую часть книги можно было бы назвать «Неизвестный Тарковский». Рассказать о неизвестном — задача интересная и ответственная.

Впервые серьезно заговорили о Тарковском весной 1987 года во Львове на философской конференции, ему посвященной, благодаря усилиям Вадима Михалева, критика, культуролога и философа. Следующую акцию провел Союз кинематографистов под руководством Элема Климова осенью того же года. У нее было название «Чтения Андрея Тарковского». И шлюзы были прорваны. Издательства подняли головы, киноведы уселись за книги и статьи. В Москве был создан Фонд Андрея Тарковского (ныне не существующий). В Россию ринулись киноведы, культурологи, слависты многих стран мира.

На месте пустого и обветшалого дома на Щипке, точнее, в 1-м Щиповском переулке, Союз кинематографистов решил было открыть музей Тарковского, мемориальные кабинеты М. И. Ромма и В. М. Шукшина и мастерскую Ю. Б. Норштейна. Юрий Борисович отдал на восстановление дома свою международную премию в 10 тысяч долларов. Получилось — зря. Все эти деньги вылетели в трубу! Союз кинематографистов выделил на эти же цели 100 тысяч рублей. Денег хватило только на снос крыши и самое начало разборки дома. А потом случилась финансовая катастрофа, постигшая Советский Союз после перестройки. Все это привело со временем к уничтожению дома.

Марина тоже жила в этом доме. Теперь и о ней удобно сказать несколько слов, о сестре Андрея — Марине. Когда уничтожается материальное, дом — что остается на месте битого кирпича и трухи старого дерева? Великая пустота, до краев наполненная памятью. За те годы, когда в течение десяти лет Марина потеряла мать, брата и отца, с ней произошло нечто выбивающееся из обычного ряда, что, видимо, происходит только раз в жизни, — некий сильнейший эмоциональный прорыв, родственный откровению. В душе ее открылось, как бы это сказать поубедительней, нечто вроде подземных или сокровенных глубинных ключей. Она стала писать, повинуясь проснувшемуся в ней голосу памяти, голосу рода Тарковских, наконец, голосу человека, долго молчавшего, но которому, как оказалось, было что сказать. Разве можно было представить ее тогда в Париже автором и составителем книг — заплаканную, убитую горем, да еще в окружении не всегда доброжелательных людей? Но она выстояла. Силы нашлись. Собрала книгу воспоминаний «О Тарковском», свидетельства-воспоминания большого количества людей. Это была первая книга об Андрее. Потом много ездила, изучала архивы, связанные с историей ее семьи. Цепко и легко схватывала суть, угадывая наиболее характерные черты деда, отца, брата, матери. Поэтому так интересны, необычны и убедительны ее «Осколки зеркала».

Встречи после похорон. Отар Иоселиани

…Те десять дней в Париже настолько были для меня эмоционально сгущены, замешены на горе, на утрате, что это состояние серой густоты требовало какого-то выхода, какой-то разрядки. И находил я ее в разговорах об Андрее, в рассказах людей, связанных с ним в последнее время. Мне было дорого и интересно все, что имело к нему отношение, все, что эти люди знали об Андрее. Случай представился довольно скоро. Немецкий режиссер-документалист Эббо Демант еще при жизни Андрея задумал снять фильм о Тарковском, русском художнике в изгнании, нашел деньги, познакомил со своей идеей Тарковского, вместе с ним разрабатывал замысел фильма и совсем не предполагал, что будет продолжать съемку один. Через два дня после похорон он попросил Марину сказать несколько слов о брате. Съемка происходила на квартире режиссера Отара Иоселиани. Демант привлек к съемке и Отара. Интервью Иоселиани снималось при нас, и после съемки мы разговаривали с Старом об Андрее.

Он рассказывал много и о разном. Я начну с интервью во время съемки. Иоселиани говорил: «Когда Андрея спрашивали, почему он все же остался здесь, он отвечал: „Чтобы досадить им“. И все же это люди, которым нельзя досадить, которых абсолютно нельзя изменить».