Никлас Бурлак - Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945

— Что еще интересного услышали за ночь?

Мой ответ был следующим:

— Британская группа армий под командованием фельдмаршала Монтгомери движется в сторону немецких портов на Балтике. Американская 7-я армия наступает на Гейдельберг. 3-я американская армия под командованием генерала Патона соединилась с 1-й армией генерала Бредли. Французская армия движется на юг в сторону швейцарской границы. На Филиппинах американская морская пехота захватили Легаспи… Это все, товарищ подполковник. Разрешите нанести эти данные на карту?

— Да-да, Никлас. В 14.00 жду вас у меня в кабинете для работы с агентурными данными. Допуск уже оформлен.

Вечером, во время ужина, Ана Липко рассказала интересную историю о том, что немка, хозяйка особняка, в котором мы расположились, не захотела эвакуироваться, как многие немцы. Ей, очевидно, захотелось узнать, какие они — эти русские.

— Она живет во флигеле, как вы видели, — рассказывала Ана. — И вот что я заметила. Когда мимо ее окна проходит кто-то из наших генералов, она отворачивается от окна и плюется. Меня это заинтересовало. В чем дело? — подумала я и решила у нее прямо спросить:

«Почему вы не плюете, когда мимо вашего окна проходят солдаты или офицеры, а только когда видите генералов?»

«У них штаны с широкими красными полосками. Верно?» — просит уточнить фрау.

«Верно», — отвечаю.

«Так вот: когда первые ваши русские сюда пришли, меня изнасиловало семь ваших генералов. Слава богу, это было лишь однажды, не то бы они изнасиловали меня до смерти».

«И вы совершенно уверены, что все семеро были генералами?» — спрашиваю у фрау.

«Да-да, все семеро! — с волнением подтверждает она. — У всех у них на штанах были широкие красные лампасы».

«И все они были чубатые?»

«Да-да! Все чубатые. Наши немецкие генералы такие прически не носят», — замечает фрау.

«На чем же они к вам приехали, фрау?» — спрашиваю ее.

«На лошадях. Все такие молодые, здоровые. В немецкой армии таких молодых генералов нет, в немецкой армии генералы все постарше…»

Пришлось ей растолковать, — продолжила свой рассказ Ана, — что ее насиловали не советские генералы, а рядовые донские казаки, тоже носящие штаны с широкими красными лампасами. Мне показалось, что мое сообщение ее огорчило.

— Это понятно, — заметил майор Заботин. — Она, видимо, сообщила ведомству Геббельса, что ее насиловали семь генералов, — и вдруг такой конфуз.

— А вы не думали о том, что во время нацистской оккупации Дона жен и невест этих самых чубатых казаков насиловали немецкие солдаты? — спросил майор Заботин.

— Не сомневаюсь в этом! — ответила Ана. Щеки ее горели гневным румянцем.

7 апреля 1945 года

Доклад и неформальная похвала

Идет 1386-й день Великой Отечественной и 2036-й день Второй мировой войны. Из информации, которую я слышу во время моих ночных смен, в моей голове складывается цельная картина происходящего. Война в Европе движется к концу. Но скольким сотням тысяч или миллионам людей конец войны будет стоить жизни? Американские войска уже в промышленном бассейне Рура. Британские войска в Бремене, Гамбурге, Ганновере, техника вооруженных сил США уже движется по автобану, ведущему на Берлин. Союзные войска проходят через города, не тронутые войной, — о ней напоминают разве что пустые продуктовые полки и белые флаги или, если быть точным, белые простыни снаружи каждого дома, каждого магазина и каждого немецкого учреждения. «Русские войска ворвались в столицу Австрии — Вену», — заявил диктор какой-то немецкой радиостанции. Он же сообщил о том, что фюрер приказал генерал-полковнику Буссе уничтожить советские плацдармы на западном берегу реки Одер любой ценой.

7.00, время московское. Я положил на стол подполковнику Андреенко информацию в письменном виде. Перед тем как начать ее читать, он сказал мне:

— У вас, Никлас, за спиной висит большая немецкая топографическая карта. Пока я буду знакомиться с вашим рапортом, посмотрите не нее внимательно. У меня к вам будет потом несколько вопросов.

Я обернулся и посмотрел на карту. Подумал: «Почему ему интересно мое мнение относительно этой карты? Ведь он в картах наверняка разбирается не хуже меня. Хочет узнать, разбираюсь ли я?»

Внимательно вглядываюсь в 200-миллиметровую карту. Местность между Франкфуртом на юге и небольшим городком Кийниц на севере; Кюстрин на востоке и Зеелов на западе. Между Кюстрином и Зееловом проходит шоссе на Берлин. От Зеелова на восток к Одеру спускаются так называемые уступы. Их вершины находятся на 45–50 метров над уровнем Одера. Чуть южнее Зеелова большое озеро, от него протянулись к плоской местности, лежащей западнее Одера, оросительные каналы. Плоская местность западнее Кюстрина называется Одербрух. Я подумал: если эту местность в Средние века или раньше населяли племена славян, то они могли назвать местность Одербрюхо. Она напоминает «брюхо» реки Одер. Весь Одербрух изрезан речушками и каналами. Весной, подумал я, когда на Одере начинается половодье, эта местность превращается в болото. Я повернулся и сказал своему шефу:

— Готов доложить, товарищ подполковник!

Он отодвинул в сторону бумаги:

— Слушаю.

Я ему доложил, что собой представляет местность, намеченная командованием, как нетрудно было догадаться (зачем бы иначе здесь висела именно эта карта?), для наступления на Берлин. После этого я высказал свое видение обстановки:

— На дворе апрель, самое время для начала паводка на Одере и его левобережной окрестности, между Кюстрином и уступами Зеелова и Платкова. Эта местность на карте названа Одербрух. Если Одер разольется, то весь Одербрух превратится в сплошное месиво. А если противник додумается открыть шлюзы или взорвать дамбу на озере, что чуть южнее самого Зеелова, из него по каналам вниз к Одербруху с его мелкими речушками хлынет вода и превратит местность в сплошное болото, непроходимое для наших танков, самоходок, бронетранспортеров и тяжелой артиллерии…

Я сделал паузу, опасаясь, что меня сейчас поставят на место — мол, не в свои дела лезешь. Но мой командир молчал, внимательно смотрел на меня. Затем спросил:

— Где вы научились так читать топографические карты?

— В спецшколе номер 3 на Садово-Кудринской в Москве, товарищ гвардии подполковник, — ответил я.

— Молодец!

Так как похвала была неформальная, то я решил ответить так, как отвечал в свое время Бате, — не по-уставному, но верно по сути:

— Служу победе над фашизмом!

Подполковник мой ответ оценил и сдержанно улыбнулся.