Татьяна Луговская - Как знаю, как помню, как умею

Т. Л.

Ташкент. 10.04.42.

Лёнечка, сообщите мне, пожалуйста, адрес вашей мамы — я хочу понемножку начать высылать вам денежки. Все сразу я не могу, а понемножку смогу. Если же вы, поганый человек, не напишете мамин адрес, то вышлю на ваш.

Обнимаю вас и очень тоскую.

Т. Л.

17.05.42.

P.S. Это письмо случайное, я напишу вам скоро-скоро подробнее. Вы не забыли еще меня?

Здравствуйте, Лёня, милый друг мой!

Вот приехала я вчера в Алма-Ату и поселилась с Григорием в довольно милом подвальчике.

Я писала вам из Ташкента бесконечное письмо, но оно так и осталось недописанным и не отосланным. Очень трудно писать и еще труднее объяснять разные разности, которые тревожат мою душу. Уезжать из Ташкента оказалось не так легко и, по совести говоря, не очень хотелось, но я думаю, что сейчас нельзя жить в свое удовольствие, и мне пришла пора немножко скрасить собачью жизнь Гриши, который заслужил это своим долгим и бескорыстным терпением.

Настроение у меня смутное. Знаю ясно только одно, что если суждено еще жить, то по-старому жить уже нельзя.

Еще тяготит меня оторванность от общей жизни страны. Пока жива была мать, в этой жизни был смысл и необходимость, сейчас же меня это начинает не на шутку пугать.

Ясных планов у меня никаких нет, оглянусь, а потом и решу что-нибудь.

Я очень соскучилась без вас. Много бы дала, чтобы повидаться с вами. Это письмо пишется очень наспех. Пишите мне чаще. Адрес мой: Алма-Ата, Дом Советов № 22-а, мне или Широкову, для меня.

Давно нет от вас вестей и это уже начинает меня тревожить.

Лёнечка, я пишу на тот случай, если вы будете в Москве раньше меня[54]. Я прошу и требую, чтобы вы немедленно по приезде в Москву дали мне телеграмму. Я очень волнуюсь за вас, как вы и что с вами. Трудно мириться с тем, что нельзя увидеться с вами в течение года, но теперь целых 1,5 месяца у меня нет даже вашего адреса. Очень бы мне нужно было повидаться с вами. Я думаю, что это так и будет.

Т. Л.

10.06.42..

P.S. Думаю, или вернее надеюсь, что не буду задерживаться слишком долго в Алма-Ате. Мой адрес: Алма-Ата, Дом Советов, 22-а, мне. Обнимаю вас.

Лёнечка, только вчера получила ваше письмо, и вчера же вечером зашла ко мне С. Магарилл[55] и, между прочим, сказала, что Бол. Драматический гастролирует сейчас в Москве. Правда это или нет — я не знаю, как не знаю теперь, куда адресовать письма.

Я очень долго не имела вестей от вас и, признаюсь, беспокоилась. Оказывается, вы давным-давно уже живете в Кирове, а я-то выдумываю Бог весть что. Почему же вы, негодный человек, не прислали мне телеграмму из Москвы?

Что вам написать о себе? В общем, все довольно запутанно и неясно. Я — по целому ряду причин — рвусь в Москву, вызов (если он будет), должен прийти на ташкентский адрес. Но его еще нет. Возможно, мои московские товарищи передумали вызывать меня — им, конечно, виднее, но мне не легче.

Моя алма-атинская жизнь несколько тяготит меня. Во-первых, я отвыкла от Григория за этот год разлуки, во-вторых, я не работаю, т. к. договоров нет, а на штатную работу я боюсь поступать, потому что не потеряла надежды получить вызов в Москву. В-третьих, мне сейчас, видимо, везде будет беспокойно по причинам от меня независящим.

Алма-Ата, хотя и причудливо раскинулась у подножия снежных гор, все же довольно милый город. Прямой, чистый и озелененный до противности. На одной из магистралей города находится трехэтажное здание урбанистического вида (здесь в Средней Азии обожают этот тип архитектуры) — это гостиница «Дом Советов», набитая до отказа ленинградскими и московскими кинематографистами. Дамы всех мастей и оттенков, но, в общем, до такой степени все на одно лицо, что иногда начинает казаться, что ты галлюцинируешь. И мужчины — готовые растерзать на части всякое новое лицо женского пола. Если случайно природа не наделила вас двойным горбом или оторванной ногой — любой лауреат к вашим услугам на любое амплуа — мужа, любовника, поклонника, друга и т. д.

У меня и Широкова есть комната с большим окном на уровне земли, куда заглядывает солнце от 3 до 7 часов, с рабочим столом, кроватью, шкафом и еще разными бебихами, которые я уже изобрела на месте и которые принято называть уютом.

Была здесь на несколько дней Лида Жукова — я была ей рада. Она уехала уже давно. Друзей у меня здесь нет, и это очень грустно. Зато от разных молодых людей, которые «захаживают» (среди них и старый ваш приятель М. Г. Шапиро[56] — это Лида подстроила мне этого кавалера), отбою нет. И все это мне порядком надоело, я как-то отвыкла от всего этого за этот год. И потом мне приятнее всего — когда я одна.

Тут люди живут какой-то странной жизнью — словно им осталось жить еще несколько дней и они стремятся за этот кусочек времени выполнить все свои желания (и возвышенного и низменного порядка).

Потом сюда приезжал мой брат и очень огорчился от моего вида, говорит, что я стала совсем тощая и требовал моего возвращения в Ташкент. Если я словчу — я поеду недельки на две, а может и совсем. Тогда напишу.

Лёня, Лёня, где же вы? Почему вы разрешили мне мотаться по Средней Азии и делаете вид, что жизнь очаровательна и что все в порядке? На душе, как вы, наверное, успели догадаться, мрачновато. За этот год у меня здорово испортился характер. Озлобленная я какая-то стала и раздражительная. И, конечно, как всегда, умудряюсь решать очередные проблемы. Может быть, сейчас и не время этим заниматься, но черт его знает (пожалуй, только он один и знает), может быть, в эти страшные дни как раз только и можно решить многие вопросы, так как время это не терпит не только лжи, но и никаких «средних» чувств. Все очень становится ясно.

Очень бы хотелось вас повидать. Боюсь только, что рассказывать вам придется про свою жизнь слишком долго, так что, пожалуй, самое правильное будет помолчать. (Вряд ли это мне удастся.)

Очень мне жалко вас, видно, здорово вы мучаетесь с вашими артистами. Я же говорила вам, что это народ так себе. И предупреждала вас, чтобы вы не женились на актрисах, а вот не слушались меня, теперь уж сами расхлебывайте, как хотите. Ходят упорные слухи, что в наши края приедет МХАТ. Вот было бы мило, если бы вы там были (во МХАТе).

Я иногда горько жалею, что оказалась не в Кирове, а в Ср. Азии, но вы, как всегда, сами в этом виноваты. Знаете ведь меня, слава Богу, достаточно, и вам хорошо известно, что мне надо отдавать распоряжения. Вот, кажется, и все.

Как это вы словчили и написали пьесу? Молодец! А денежки все же мне не высылайте. Прошу вас, милый, не надо. Очень я боюсь долгов. Очень мне тоскливо, Лёня.