Вспомните, ребята! - Игорь Борисович Ткачук
Кроме еды заявляли о себе другие потребности тела и души.
Приходилось тратиться по мелочам на одежду и белье, мыло и пр. Благо, расходы на баню отсутствовали. Ее заменял душ (иногда дважды в день) в спортзале университета и в ДЮСШ. Расходов требовали посещения кино и полюбившегося Ростовского театра музыкальной комедии.
Третьим источником средств для удовлетворения студенческих потребностей служили сторонние заработки – шабашка. В полном соответствии с происхождением этого термина (от еврейского «шаббат» – суббота, когда иудеи нанимают для неотложных работ неевреев) шабашки, как правило, начинались в субботу. Мы с готовностью продолжали работу в воскресенье, а еще лучше (доходнее) в праздничные дни. Благо, эти дни отсутствовали в учебном расписании.
Коллектив шабашников нашего курса сложился сам собой сразу с началом учебы. Численность группы менялась от 8 до 10 человек. Непременными членами бригады состояли Анатолий Сапин (в 1966 г. референт областного суда, затем помощник 1-го секретаря Ростовского горкома КПСС, теперь адвокат), Гена Лозовой, Слава Лановой (имевший внешнее сходство с киноартистом Василием Лановым и называвший последнего двоюродным братом), Женя Ляхов (Бэби, впоследствии – доктор наук, профессор), Саша Иванов (в начале 70-х атташе посольства СССР в Бельгии), Юра Белявский (сотрудник КГБ, а затем адвокат)и Анатолий Курилех (следователь милиции).
Привычным поприщем ударного труда была станция Ростов-Товарная. Вид работ – разгрузка овощей, камня (бута и плитного), щебня и т. п. Осенью чаще работали с картошкой, засыпанной в крытые вагоны. Клубни перегружали в машины, а затем ссыпали в хранилища овощных баз или магазинов. В таких случаях часть бригады оставалась на станции, а другая выезжала в конечную точку. Работа начиналась в 6 утра и шла без перерыва. Вечером, накануне работ, артель созванивалась по телефону-автомату из вестибюля главного учебного корпуса со станционным диспетчером, который любезно информировал студентов о возможных работодателях и предстоявших видах разгрузки.
Оплата колебалась от одного до полутора рублей за тонну груза. Цена устанавливалась в ходе переговоров между представителями грузополучателя и делегатом бригады. В нашу пользу играли сжатые сроки разгрузки, особенно при отсутствии конкурентов. Сверхнормативный простой вагонов оборачивался для грузополучателей драконовскими штрафами со стороны железнодорожников. Однажды 6 ноября 1962 года, в предпраздничной ситуации «ой-ой-ой» – полного отсутствия «рабсилы» и перспективой двухдневного простоя, магазинно – овощные армяне оплатили нашу работу по исключительной расценке 3.50 руб. за тонну картошки. В тот раз наш доход за 12 часов непрерывной работы (с 6-ти до 18-ти) составил по 35 рублей на человека. После завершения трудов торговые армяне дополнительно премировали каждого грузчика авоськой картошки. Этот, по образному выражению Л. И. Брежнева, «приварок к столу трудящихся», душевно обрадовал «Бабушу».
В обычные же выходные дни доходы от разгрузки картошки не превышали 18 рублей.
Конкуренты делились на добросовестных и непорядочных. В числе первых на «Ростов-товарной» мы постоянно пересекались с крепкими студентами-медиками. Отношения с ними строились по совести: работа доставалась тому, кто нашел ее первым, цену друг другу не сбивали, несмотря на провокационные предложения грузополучателей. Иногда, наши группы сливались в одну артель.
К непорядочным относилась стая забулдыг. Работали алкаши слабее, но зато соглашались на заниженную оплату. Начало разгрузки отмечали возлиянием из припасенных бутылок.
Однажды представитель «литрболистов» перехватил у медиков уже состоявшийся уговор на разгрузку вагона картошки по полтора рубля за тонну. Забулдыги подкупили торгаша – грузополучателя согласием на рубль за тонну.
После того, как недобросовестные конкуренты, загрузив инвентарь (вилы с шишкообразными наконечниками и лопаты), забрались в кузов автомашины, к борту подошел будущий эскулап (хромой, но крепкий парень) и доверительно поманил лидера этой компании. Казалось, что будущий врач намерен высказать деликатный упрек. Однако недовольство студентов «меда» выразилось в мануальной форме. Кулак представителя этой гуманной профессии пришелся в левую скулу, наклонившегося к нему конкурента.
«Фонарь» под глазом потерпевшего сохранился до следующего воскресенья, дня – когда вдобавок к телесному повреждению пострадавший получил общепризнанное прозвище «Боксер».
Однажды в начале осени мы, вместе с медиками, нанялись на разгрузку арбузов с баржи в торговом речном порту. Заработок оказался ничтожным, а за расчетом пришлось много раз ходить в торговую контору. Вследствие этого наши отношения с арбузными грузополучателями прекратились навсегда.
Работу по разгрузке бутового камня из крытых вагонов (муторную) и щебня из полувагонов (повеселее) находил Слава Лановой, приглашавший меня в долю. Справлялись вдвоем. Платили «не шибко»: открытый вагон стоил 8 рублей, крытый больше (точной суммы не помню). Поэтому брались за этот вид занятий при полном отсутствии других работ.
Не гнушались и непредвиденными заработками. Однажды в холодное ноябрьское воскресенье, проходя с Сашей Ивановым мимо диетической столовой, мы откликнулись на просьбу разгрузить в подвал машину лука.
Гена Лозовой и Анатолий Сапин выступили в роли кровельщиков: герметизировали битумом крыши сараев во дворе их ночлежки. Эту работу через квартирную хозяйку «Бабу Паню» им предложила начальница домоуправления. Я вспомнил об этом редком виде деятельности в связи с трагикомическим случаем, произошедшим в момент нахождения приятелей на кровле хозяйственного строения.
Предыстория события такова. Двор, где трудились Анатолий и Гена, соседствовал с упомянутым ранее гвоздильным заводом. На территории предприятия, вблизи забора, стояла цистерна с горючим для производственного транспорта. Очевидно, эта емкость использовалась с нарушениями, поскольку часть пролитого на грунт топлива (бензина или солярки) просачивалась в выгребную яму общественного туалета во дворе дома друзей. Летом запах топлива в sortir (е) ощущался сильно.
В момент, о котором идет речь, один из соседей, мужчина средних лет, направился по естественным надобностям в дощатое строение общего пользования. По случаю жары и выходного дня жилец «вышел в народ» в домашнем одеянии в виде семейных трусов. Кроме единственного предмета одежды, его облик дополняла деталь в виде горящей папиросы.
Как выяснилось позже, усевшись в позу «орла», посетитель нужника бросил догоравший бычок вниз. Выгребная яма ответила негодующим огненным выдохом.
С крыши друзья успели увидеть, как рухнула, обнажив «подиум», фасадная стена туалета. Это обстоятельство спасло жизнь вылетевшему вслед соседу. Скорая помощь увезла его в больницу с ушибами и ожогами в неподходящих местах. Если бы строение было капитальным, мужчина, по словам специалистов, мог погибнуть от удара взрывной волны.
Некоторые из однокурсников, не размениваясь на шабашки, находили постоянную работу.
Нина Рыженкова (до поступления на юрфак стенографистка-машинистка) печатала бумаги в профкоме университета.
«Лаврентий Павлович» устроился ночным сторожем конторы. По вечерам он штудировал в охраняемом помещении учебники и конспекты, а затем ложился спать на сдвинутые столы.
Староста курса Миша Барановский
