Александр Анненский - Фанера над Парижем. Эпизоды

Отец был хорошим, добрым человеком и люди, работавшие с ним, его любили… Я жил в студийной гостинице Одесской киностудии, когда он снимал в этом городе одну из своих картин, и не забыл с каким уважением всегда здоровались по утрам со мной, мальчишкой, снимавшиеся тогда у него совсем еще молодые Олег Даль, Дима (Дальвин) Щербаков… Как впрочем, впоследствии – и Гриценко, Ульянов, дебютировавший у него в кино Юрий Соломин. Разумеется, отнюдь не из-за моих заслуг. Он многим открыл дорогу в кино, многих сделал известными миллионам. Многим помог… Стал, к примеру, потом известным режиссером его друг, директор фильма «Анна на шее» Володя Роговой, поставивший впоследствии знаменитых «Офицеров»…

Не сумел только себе. Его личная жизнь оказалась не слишком удачной – во время одной из поездок в Ленинград он приблизил к себе служащую Ленфильма – и стал несчастен на все оставшиеся годы. Молодая хищница накрепко вцепилась в известного режиссера, поспешила добиться от него развода, заставила перевезти себя в Москву. Последние годы он приезжал после съемок к нам с мамой отдышаться и, пока она стирала и гладила ему рубашки, искренне обещал мне на кухне, что вот еще чуть-чуть и он скинет с себя эти путы, освободится, даст ей денег, чтобы она согласилась уйти. А буквально в самые последние недели его жизни эта дама потребовала от пожилого человека с больным сердцем и мировой известностью официально изменить. собственное имя, чтобы даже след его национального происхождения не лег тенью на отчество прижитого ею ребенка… Из-за юридического несоответствия в документах у меня потом возникли трудности с оформлением захоронения отца… Она же, успев переоформить на себя большую кооперативную квартиру в центре Москвы, и сегодня, спустя более тридцати лет, не знает, как выглядит могила человека, чьей юридической женой она считалась…

А рядом с отцом – в соответствии с его желанием – на Троекурово похоронена моя мама, актриса и домохозяйка Людмила Анненская. В детстве я очень хотел, чтобы мои родители снова соединились, так и произошло. Просто не в этой жизни.

…Часы самых разных видов, марок, стран, даже веков. Карманные, наручные, те, что должны стоять на прикроватной тумбочке, носиться на руке или в боковом кармане на цепочке… С откидывающейся крышкой и поцарапанным циферблатом, на полусгнившем ремешке, с витиеватой дарственной надписью на явно золотом, хотя и потускневшем корпусе, со сломанной стрелкой…

Еще совсем недавно, когда руки хозяина квартиры не так дрожали, а зрение еще позволяло – возня с ними была его любимым делом – собирать, чинить, чистить, рассматривать. Сегодня все они, высыпанные на небольшой журнальный столик, уже просто память, и даже давно утратившие способность ходить, остаются символами своего времени, свидетелями истории…

Выбрав самые «молодые», почти «сегодняшние» – те, что притулились рядом с початой бутылкой русской водки на краешке столика, у которого сидит наш герой, в свои девяносто три по-прежнему подтянутый, в белой рубашке и при галстуке на фоне висящего пиджака со множеством наград, мы через циферблат «войдем» в их – наше – время…

…Небольшое кладбище неподалеку от столицы, заросшие травой тропинки между холмиками, покосившиеся лавочки, скромные деревенские кресты… И вертикальная стела с изображением красивой пары – женщины в форме военной летчицы и мужчины – старшего офицера авиации со множеством наград на парадном кителе. Все как положено – фамилия, даты жизни женщины, фамилия, дата рождения мужчины и… отсутствие даты его ухода на камне, лишь оставленное под нее впрок пустое место на граните…

И рука нашего героя, касающаяся холодного камня, трогающая силуэт боевого самолета, венчающий памятник. Человек, навестивший собственную могилу.

– Есть слово такое русское, неприличное, конечно, пиздо-бол… – рассказывает, стоя у крыла самолета тех лет, седой худощавый мужчина со звездой Героя, генерал Степан Микоян… – Ну, хотите по-другому скажу – фантазер… Ну любит он преувеличить собственные подвиги. И число самолетов, сбитых им лично, нереально практически, и рассказы о командовании полком летчиков-штрафников вряд ли действительности соответствуют. Командировки эти его удивительные – в Испанию, Германию, да еще про Корею с Китаем рассказывает, побег на фронт, драки, дуэли… Как-то все не сходится… Короче, слишком уж много для одного… Зачем ему это?.. Человек-то он действительно заслуженный, летчик неплохой…

Силуэт самолета на памятнике наплывом переходит, превращаясь в реальный планер, беззвучно парящий в небе. Рука на рукоятке управления заставляет послушную машину, точно улавливая восходящие воздушные потоки, забираться все выше, закладывая круги над плывущими там, внизу, полями, лесом…

– Я не виноват, меня послали… Сталин в Германию послал меня… Супруна, Стефановского, Викторова и меня… – говорит Иван Федоров. – Там вот и встретились с Гимлером… Гитлером… С нами в столовой кушали… за одним столом. Это у них, чтобы с Гитлером такое удовольствие получить… надо заслужить. И Геринг мне по-приятельски после моего полета как летчик знаменитый… в коробочке дал Железный Крест… Я его приемному сыну отдал… в расшибалку во дворе играть… а у него его сперли…

В маленькой московской телекомпании со странным названием «АБ-ТВ» по моему литературному сценарию снимался полнометражный документальный фильм о совершенно поразительной личности – Герое Советского Союза полковнике Федорове.

Надо отдать должное низенькому человечку по фамилии Яков Каллер, внешне удивительно напоминающему чаплинского героя из «Великого диктатора», хозяину и гендиректору этой небольшой почти семейной конторы – иногда предлагаемые им темы оказывались действительно заслуживающими внимания. Впрочем, реализация их становилась, скорее, исключением для компании, живущей на цикловом ширпотребе для малозаметных лужковских телеканалов «Столица» и ТВЦ типа «Народный контроль» и «Хронограф». Чтобы удержать и этот скудный ручеек заказов на очередной договорный период Каллеру приходилось, что называется, активно «лизать» тамошнее руководство, регулярно мотаясь в АСК-1 «Останкино» с набитыми пакетами.

До подписания договора с Каллером, пригласившим меня в компанию на должность главного редактора, я не был знаком с ним и никогда не слышал в кинокругах этой фамилии. А поспрашивать, как делал по его признанию, он обо мне, не догадался… Это было ошибкой.

Несколько удивил меня уже сам договор, в котором была проставлена сумма оклада вдвое меньшая той, о которой мы договорились. Он объяснил, что в своей Европе я совсем оторвался от жизни, и это является обычной московской практикой, чтобы не платить государству реальные налоги. По большому счету мне было безразлично, каким путем получаемая мною сумма в конверте будет отражена перед фининспекций, и я согласился. Позднее выяснилось, что вся бухгалтерия компании делится на общедоступную и тайную, «черную», подробности которой были известны лишь самому директору и его приближенной из бухгалтерии, работающей с ним много лет.