Юрий Соломин - От Адьютанта до егο Превосходительства

Я играю в театре давно — скоро исполнится уже тридцать лет. В Малый пришла шесть лет назад, уже опытной актрисой, но Юрия Соломина я считаю своим учителем. Он очень многому научил меня. Главное, научил меня тому, чем обладает сам, — сценической простоте, которая доступна только очень большим артистам. Мне импонируют не выплески натуры и природных ресурсов, а осмысленная игра. Именно осмысленной игре он меня и учит.

Актеру необходимо учиться всегда, постоянно. Ты что-то все время набираешь, узнаешь про свою профессию. Проходит какое-то время, ты все это использовал, у тебя есть набор приспособлений, штампов. Говорят даже, что чем больше штампов, тем лучше артист. Но приходит какая-то пустота, нет уже ничего нового, свежего, что могло бы вдохновить. В моей жизни наступил такой момент, когда я поняла, что уже все, что могла, сыграла и больше ничего не могу. Мир стал рушиться. Я не знала, как сделать так, чтобы это прекратилось. Тогда я ушла из Театра Моссовета. Ушла с ощущением, что ухожу не конкретно из этого коллектива, а из театра вообще, и ухожу навсегда. Все, что я делаю, никому не интересно. Я поставила на себе крест. Считала, что никому не нужна. Через некоторое время мне позвонили из Малого театра и предложили работать у них. То, что мной кто-то заинтересовался, возродило меня. Я пришла, и Юрий Мефодьевич сказал, что будет вводить меня в «Вишневый сад» на роль Раневской. Чехов для меня тогда был загадочным автором. Читать его пьесы мне было интересно, но на сцене мне не нравилась ни одна из них. Я никогда не играла в его пьесах и как раз незадолго до прихода в Малый подумала: несчастные актрисы, которые должны играть Раневскую. Там такой надрыв. У женщины, играющей ее, должна быть особая конституция, актерская, близкая этой женщине. У меня такого нерва нет. Вдруг мне предлагают сразу же эту роль. Я стала отказываться. Про себя думала: «Никогда не смогу ее сыграть. Это совершенно не мое. Я это все ненавижу». Но Юрий Мефодьевич не просто предложил мне роль, а, что очень важно, стал исподволь объяснять мне, почему это мое, какие у меня есть качества, которые надо использовать. Он сказал мне замечательные слова: «Тебе эту роль сыграть нужно для своего актерского восхождения. Не рассчитывай, что вся Москва будет говорить о том, как замечательно ты ее сыграла, но для меня, для себя ты будешь знать, что ты преодолела какую-то ступеньку в своем развитии». Это очень важная вещь. Я должна сказать, что такое заинтересованное отношение к актеру, такое ведение его по профессии, желание добиться большего, чем он может, я за годы своей работы встречала нечасто. Он видит меня в перспективе. За это я жутко благодарна.

Почти так же получилось и с Аркадиной в «Чайке». Как раз незадолго до этого ее поставили в Лен-коме. Мне очень понравилась Аркадина Чуриковой. Вдруг Юрий Мефодьевич предложил эту роль мне. Вначале я испугалась, но он опять сумел уговорить меня.

Играть в этом спектакле мне, особенно первое время, было нелегко. Юрий Мефодьевич все время следил, как я играю. У меня вначале есть сцена, когда я выскакиваю, а все герои сидят вокруг меня. Сколько лет мы уже играем этот спектакль, а я до сих пор не могу смотреть ему в глаза.

На репетициях он все время следил, правильно ли я играю. Это меня зажимало. Сейчас я уже освоилась, а вначале никак не могла обнять его — у меня несколько лет существовала дистанция. Она и сейчас, конечно, существует, но может быть, стала чуть-чуть короче. Теперь Аркадина — моя любимая роль. Юрий Мефодьевич так много нам рассказывал об этой пьесе, так окунал нас в ту жизнь, что создалась замечательная атмосфера спектакля. Мы так полюбили друг друга, что, например, в сцене встречи Треплева с Ниной Заречной мы все сидим за накрытым столом и продолжаем общаться друг с другом. Мы приносим из дому какую-то еду. Я как-то специально па один из премьерных спектаклей приготовила новое блюдо: брынзу с орехами, с зеленью — мне так хотелось угостить всех участников спектакля, что я даже мужу не дала попробовать.

Вообще после «Вишневого сада» у меня появилось к Юрию Мефодьевичу такое доверие, что я понимаю, если он мне предлагает роль, значит, я с ней справлюсь. Он меня в опасности не бросит, доведет до конца.

В «Лесе», который он ставил, я репетировала Улиту. Мне эта роль не нравилась и не давалась. Мне кажется, если бы я ее сыграла, это был бы провал.

Вдруг заболела Лилия Юдина, репетировавшая Гур-мыжскую, и Юрий Мефодьевич за четыре дня предложил мне ввестись вместо нее. Я сразу согласилась. Я ему так доверяю, что, если бы он сказал мне, что надо ввестись за два часа, тоже бы согласилась. Я прекрасно понимаю, что, если он мне что-то предлагает, значит, это для меня возможно. Он не даст мне погибнуть.

Юрий Соломин очень любит театр, особенно Малый. Ему нравится здесь все: и прошлое, и настоящее, и будущее. Он человек миролюбивый и добрый. Если у кого-то возникают какие-либо трудности, я всем советую пойти к Соломину, потому что убеждена, что он попытается найти возможность помочь человеку. Он не ставит препятствий. Никому не желает зла, не поддерживает интриг. Очень демократичен. Двери его кабинета открыты для любого.

Его жизненное постоянство сказывается на стабильности жизни театральной. Меня поражает его деликатность — меня он никогда не спросил, почему я ушла из Театра Моссовета, что там у меня произошло. Когда я вижу его в театре, у меня сразу делается тепло и хорошо на душе, улучшается настроение, возникает желание играть, сделать ему что-то хорошее. Как-то мы отправились на гастроли в Читу, Юрий Мефодьевич плохо себя чувствовал и не мог поехать с нами. Я решила привезти ему в подарок немного кедровых орехов. Он был так тронут, так трепетно и серьезно обрадовался этому привету с родины, что я страшно пожалела, что привезла такую малость.

Он и сам очень любит делать подарки, причем подарки необыкновенные — театральные. На мою премьеру в «Вишневом саде» он подарил веер. Я его храню. А когда я сыграла в «Лесе», он с женой подарили мне маленький театральный зонтик.

Юрий Мефодьевич — легко ранимый человек. Когда я пошла на премьеру «Дяди Вани» и на следующий день сказала ему об этом, я увидела, как он сразу занервничал. Я по себе знаю это состояние — я тоже очень стыдлива и никогда никого не зову на свои спектакль. Юрий Мефодьевич сразу засмущался, покраснел, стал говорить, что спектакль был неудачный, он плохо играл, начал оправдываться. Только когда я стала убеждать его, что он играл очень хорошо и я наконец поняла, как надо играть Чехова, он успокоился. Вот такая в нем пезаскорузлость актерская.

Он относится к тому редкому и небольшому числу людей, которых власть не изменила, не развратила.