Николай Долгополов - Главный противник. Тайная война за СССР

— Семья догадывалась?

— Знала. И поддержала в решении. Я мечтал заняться большим делом.

— Навыки, приобретенные во внешней разведке, судя по всему, помогли эти большие дела свершить. Пост вы сейчас занимаете немалый.

— Нормальный. Образование мы получали великолепное. Естественно, помогало. Нам было как бы дозволено быть впереди других. Мы еще тогда читали книги, о которых многие узнали только недавно, а о некоторых и сейчас не слышали. Они значились под грифом «Совершенно секретно». Молоденький лейтенант, если хотел, мог приобрести массу знаний. Одно общение с Филби чего стоило…

— Говорят, из разведки не уходят. Все равно ведь остаются прежние связи. Как и обязательства.

— Тут я должен повторить прописную истину: внешняя разведка — не ФСБ. Отставка, и с тех пор ни единого контакта. Хотя и у нас, и на Западе действительно бытует мнение, будто из разведки не уходят. Это — заблуждение. Я ушел сам.

— Но ведь многие люди из вашего бывшего ведомства, наверное, сегодня на должностях высоких. Может, общение с ними было бы и полезно? Разве вы не чувствуете себя птенцами одного гнезда?

— Боюсь, что нет. Особой, уж какой-то доверительной дружбы, как мне кажется, в той моей профессии быть не могло: конкуренция слишком остра. Каждый, это точно, первым делом работает на страну. Но и на себя тоже. В такой сверхъконкурентной среде друзей не бывает, разве что приятели. Есть симпатии, как и антипатии. Но какого-то братства, на которое вы намекаете с непонятной для меня наивностью, естественно, нет.

— И к вам, человеку, взмывшему высоко, не приходят старые приятели из той жизни: «Помоги, подскажи»?

— Люди у нас гордые. Если отставник оказался без средств к существованию, просить ничего не станет. Будет искать новые возможности самореализации и, думаю, найдет.

— Сейчас в разведке перемены, наверное, значительные?

— Чисто умозрительно могу предположить, что да. Но полагаю, что, как и раньше, во внешней разведке трудится элита.

— Вы давали подписку о неразглашении тайны?

— Ее дают все, когда приходят. А второй раз брать подписку бессмысленно. Самый большой секрет — это кадровый состав.

— Многих ли бывших коллег знаете в лицо?

— Постарался сразу же их забыть. Хотя, конечно, кое-кого знаю. Не уверен, в разведке ли они еще.

— Не жалеете о времени, которое провели в той жизни?

— Жалеть о чем-либо вообще глупо, поскольку бесполезно. И о чем, собственно? Я за этим туда и шел: увидеть тайные пружины, которые движут многим. Попутешествовал вволю. Но я сам делал выбор: пришел и ушел. А что не вышло из меня профессионала уровня Кима Филби… Такие, как он, рождаются нечасто.

Декабрь 2010-го: в уютном дворике Пресс-бюро Службы внешней разведке (СВР) на Остоженке — большой сбор. Здесь собрались руководители Службы во главе с ее директором Михаилом Фрадковым, теми ветеранами, кому еще довелось поработать с легендарным руководителем разветвленнейшей сети советской разведки в Англии, скромно названной «Кембриджской пятеркой».

Михаил Фрадков и вице-премьер правительства России Сергей Иванов перерезают ленточку. И открывается мемориальная доска — на ней барельеф Кима Филби, его четко выбитые, абсолютно понятные слова. В них — смысл совершенного разведчиком: «Я смотрю на прожитую жизнь, как отданную служению делу, в правоту которого искренне и страстно верю». Ниже даты жизни — 1912–1988. Авторы мемориальной доски И.Новиков и А.Тихонов.

Открытие доски приурочено к 90-летию СВР.

И неслучайно, на мой взгляд, памятная доска открыта именно здесь. Помимо всего прочего Филби был отличным журналистом. Именно как репортер, якобы симпатизирующий Франко, он передавал ценнейшую для советской разведки информацию из дравшейся с фашизмом Испании. Да и последние годы жизни, когда уже попал под подозрение своей контрразведки, работал в зарубежье на несколько крупнейших британских изданий. Его статьи — лаконичны, в них не только информация, но и мгновенная аналитика и безошибочные оценки происходящего. Он, в отличие от других собратьев по профессии, к примеру Рихарда Зорге, не растекался мыслями по древу. Интересно, что по оценкам западных специалистов, Ким Филби является наиболее известным советским разведчиком.

А между тем в заносимом снегом дворике — искренние воспоминания соратников, тех, которым Филби с радостью отдавал свои знания в середине 1970-х, чем очень гордился. Слышится под мягко падающий снег их тихое: «А Ким любил русскую зиму. И снежок, и этот мороз. И хотел, чтобы останки его остались в России, которую считал своей».

Тут же и Руфина Ивановна Пухова-Филби, жена Кима, которая так скрашивала его годы, стала последней и настоящей любовью разведчика, столько лет рисковавшего жизнью там, вдалеке, чтобы другим людям лучше жилось здесь: «Филби вспоминают как легендарного разведчика. А для меня он был прекрасным любящим человеком. Мы нашли вместе наше семейное счастье. Нам было хорошо. Но наступала работа, и все остальное отходило у него на второй план. Ким не будет предан забвению, пока он в памяти людей. Филби любил свободу и ненавидел фашизм. Россия стала его Родиной». 

Нелегал невероятной доброты

Полковник Африка де Лас Эрас, псевдоним Патрия, — одна из наиболее заметных и совсем не до конца раскрытых фигур советской нелегальной разведки.

ИЗ ДОСЬЕ

Хрупкая, маленькая испанка, полностью посвятившая себе служению новой Родине, она была в свое время едва ли не единственной разведчицей-иностранкой, удостоенной за подвиги ордена Ленина. В родной Испании сражалась против Франко, а потом, судя по всему, была среди тех, кто готовил покушение на Троцкого. В годы войны — партизанка и личная радистка легендарного Николая Кузнецова. Многолетний создатель, руководитель нелегальных резидентур в западной Европе и в Латинской Америке, после возвращения из нелегальной разведки она воспитала прекрасных учеников. досье полковника службы внешней разведки де Лас Эрас и ее дела — под твердым грифом «совершенно секретно». даже на нескольких орденских книжках, которые перелистываю, нет фотографий.

Потому что в 2009 году отмечалось 100-летие Африки де Лас Эрас, родившейся в испанском Марокко и скончавшейся 8 марта 1988-го в ставшей родной Москве. Только в связи с такими юбилеями суперстрогое управление, к которому принадлежала, да и принадлежит полковник де Лас Эрас, приоткрыло некоторые странички засекреченной жизни.