Николай Черушев - Жизнь военной элиты. За фасадом благополучия. 1918—1953 гг.

— В своем письме от 8 июля 1937 г. тов. Ворошилову и в НКВД Тодорский отрицает свою принадлежность к антисоветскому заговору и посещение квартиры Н.А. Ефимова (начальника Артиллерийского управления РККА. — Н.Ч.) при сборищах там участников заговора вместе с Тухачевским.

— В своем заявлении в Военный совет БВО член ВКП(б) с 1919 г. Зайцев И.Т. указал, что Тодорский очень дружил с Кутяковым и при обвинении Кутякова в антисоветской деятельности, будучи помощником командующего войсками, стал на защиту Кутякова.

— В заявлении в НКВД член ВКП(б) с 1920 г., заместитель начальника отдела изобретательства НКО Горшков пишет, что Тодорский, после назначения его начальником академии, в первый же день своего прихода, повесил в своем кабинете портрет Б.М. Фельдмана, о котором всегда отзывался с восторгом. Там же, в академии, была устроена портретная галерея и портрет Фельдмана тоже красовался. Инициатива рекламировать Фельдмана исходила от Тодорского.

Горшков также сообщил, что враг народа, бывший директор завода № 22 С.Л. Марголин был близок с Тодорским. Тодорский, Я.Л. Смоленский (помполит академии Жуковского) и А. Г. Прокофьев (командир воздухоплавательного дивизиона) — все эти лица, по сообщению Горшкова, были часто вместе другу друга на квартире, выпивали. Жена Прокофьева — Аронштам (сестра армейского комиссара 2-го ранга Л.Н. Аронштама. — Н. Ч.).

— Тодорский признает, что с приходом немцев в Кременец РВС эвакуировался, а он сам и штаб корпуса (5-го Сибирского. — Н.Ч.) остался и бьш он начальником гарнизона один месяц и десять дней. Тодорский подтверждает, что издал два приказа от имени немецкого командования (командира 82-й пехотной дивизии). В этих приказах он от имени немецкого командования указывал, что за убийство одного немца будет расстреляно десять русских. В 1936 г. копия этого приказа была помещена в «Правде».

— Говоря о М.Н. Тухачевском, Тодорский заявил, что к нему у него всегда было отношение отрицательное. Своим патроном он считал Ворошилова: «На заседаниях РВС я не раз выступал против Тухачевского... К Якиру и Уборевичу я также относился отрицательно, не раз выступал против них на заседаниях РВС и на Военном совете при Наркоме, заявляя, что никакой пользы от них не ощущаю».

— Тодорский заявляет, что когда он не был допущен на заседание Военного совета, то он сказал тов. Ворошилову, что ни в чем не виноват, и что в чем его вина, так это в том, что он уважал Фельдмана, на что Нарком якобы сказал ему, что в этом его, Тодорского, винить нельзя, так как он сам его уважал. Тодорский заявил, что этот разговор был при Р.П. Хмельницком (для поручений при Наркоме обороны СССР. - Н. Ч.).

— Тодорский заявляет, что о Н.А. Ефимове он написал специальное заявление тов. Ворошилову и в НКВД, где категорически отрицал его утверждения (Ефимов утверждал, что о причастности Тодорского к военному заговору он узнал в 1933 г. от М.Н. Тухачевского. — Н. Ч.).

— Тодорский заявляет, что при обсуждении книги М.Н. Тухачевского «Современные боевые операции» он выступал с критикой этой книги, заявив, что Тухачевский не замечает и не разбирает политические стороны вопроса, в связи с чем Тухачевский выступал против него, Тодорского.

— При разборе персонального дела А.И. Тодорского на партийном собрании В.В. Орловский заявил, что в период ареста жены Тодорского работа шла в УВВУЗе нормально, никаких помех не было. Тодорский держал себя в руках и руководство осуществлял твердо.

— В.В. Рязанов в своем выступлении (на партийном собрании) указал на то, что Тодорский не интересовался жизнью и работой жены. «Ваша слепота, Тодорский, привела Вашу жену в лагерь врагов. В кругу Ваших родных и свойственников арестовано четверо: жена, брат, муж сестры, муж второй сестры, а Вы ничего не замечали».

— Тодорский в своем выступлении на партийном собрании заявил: «Недоверие партийное законно. Нужно действительно удивляться, как партия заботится о кадрах. Возьмите меня. Я ждал полного конца, что я могу лишиться членства в партии, что с арестом я могу быть лишен звания «комкора», но я знал, что своей головы не лишусь... Я не виноват... Пройдет время и снова сойдусь опять с вами на одном и том же партийном пути. Я не делал перед партией, перед социалистической Родиной никаких преступлений. Субъективно я чист... Я говорю честно, обнажая свою душу перед партией. Ни один враг народа до своего разоблачения ни разу не делал мне намека и во время встреч и выпивок и не мог сделать, так как видел во мне убежденного большевика. В этом отношении вы будьте спокойны. Останусь ли я в партии или буду исключен, буду ли я арестован, я останусь честным перед партией... Мне не страшна советская тюрьма, потому что она советская».

Наряду с изложенным, Тодорский указывает, что: «Темниш пятном в моей беспартийной жизни являются два приказа, подписанные мною, когда немцы заняли город. Это я считаю безусловным пятном».

— В заявлении члена ВКП(б) Можтале указано, что Тодорский, при поездке в Италию, предлагал летчикам... тратить валюту, а то все равно отберут и предлагал им обязательно попробовать итальянок, но брать ценой подороже.

— В справке от 28/1—38 г. указывалось, что слушатель Военно-воздушной академии Бельцов Вениамин Иванович сообщил, что, со слов работницы термической лаборатории Фоминой, Карл Радек часто посещал квартиру Тодорского.

Высказывания А.И.Тодорского по отдельным вопросам (по материалам справки, подготовленной в 1-м отделе ГУГБ НКВД СССР).

— «Борьба партии и Советского правительства с врагами народа имеет своей целью терроризировать население до такой степени, чтобы третьему поколению было страшно что-либо предпринять против существующего строя. Нынешняя обстановка напоминает времена Ивана Грозного, когда исчезали один задругам бояре» (от 9.2.1938 г.).

— «Верхи сами виноваты в том, что страна переживает много трудностей, а все валят на низы» (от 7 и 9.2.1938 г.).

— «Вопреки Конституции, свободы слова и печати в СССР нет. Было бы хорошо, если бы свобода слова была хотя бы в политбюро и если кто-либо из членов Политбюро высказывал свое мнение, то это можно было бы выслушать и обсудить» (от 7.2.1938 г.).

— «Хорошо было Фейхтвангеру писать «Москва-1937 г.», ему за это 25 лет не дадут» (от 17.2.1938 г.).

— «Руководители партии считают достаточным один раз погладить по голове, т.е. написать в газете о чуткости к члену партии и все, что произошло за год — забудется. Все это не так просто» (от 23.2.1938 г.).

— Находясь в доме отдыха «Сосны», Тодорский говорил, что «все-таки партруководство проглядело... Сталин говорил раньше: «Мы вам нашего Бухарчика не выдадим». На XVII партсъезде только после того, как Сталин зааплодировал Каменеву и Зиновьеву, остальные делегаты поддержали... Отвечать приходится таким, как Тодорский, а что же смотрели сверху?» (от 6.3.1938 г.).