Л. Салтыкова - С. Михалков. Самый главный великан

Дети, испытавшие все лишения при эвакуации из родных городов и сел, маленькие живые свидетели фашистских зверств – бомбежек мирного населения, пожаров, насилия, – призывают бойцов к мщению. Михалковский обзор детских писем заканчивался так:

Прочитал письмо военный летчик,Бережно вложил в планшет листочек,Шлем надел, пошел к своей машине.Влез в кабину. Посмотрел кругом.Полетел.И, думая о сыне,Беспощаден был в бою с врагом.

В конце лета 1942 года военные летчики вывозили из партизанского края осиротевших детей. Вместе с корреспондентами фронтовой газеты Михалков встречал сирот на полевом аэродроме. Среди сирот была дочь зверски замученного фашистами учителя из села Быстрый Берег Белобелковского района Валя Петрова двух с половиной лет. Фотокорреспондент П. Бернштейн сделал снимки. Михалков попросил дать ему портрет Вали Петровой, и 8 сентября портрет появился на первой полосе газеты «За Родину!» со стихами «Запомни!»:

Посмотри хорошенько на этот портретРусской девочки двух с половиной лет.

Это немцы ее «партизанкой» назвали,Это немцы отца у нее расстреляли.

Разве сердце не скажет тебе: «Отомсти!»?Разве совесть не скажет тебе: «Не прости!»?

Слышишь, матери просят: «Она не одна!Отомсти за таких же других, как она!»

Посмотри и запомни, товарищ, портретЭтой девочки двух с половиною лет!

«В обойму» газетной полосы, – вспоминает однополчанин поэта по Северо-Западному фронту С. Савельев, – часто входили у нас стихи, напечатанные рядом с документальной, сильной своей достоверностью фотографией: то был двойной заряд ненависти и гнева. Под многими из фотоснимков стояли строки, написанные Сергеем Михалковым. Написанные так, что и теперь я не могу читать их спокойно»[46].

Михалков сразу же поддержал идею Маршака «объединить стих и рисунок». С передовой от солдат и офицеров сыпались сюжеты для карикатур, текстов подписей, просьбы о коротких стихотворениях на ту или иную тему. Острые карикатуры и подписи вызывали смех. А смех – по замечанию одного из героев книги А. Бека «Волоколамское шоссе» – «самое серьезное дело на фронте. Когда на поле боя, на передний край приходит смех, страх улепетывает оттуда»[47].

Имя Сергея Михалкова, как и Кукрыниксов, Б. Ефимова, С. Маршака, было родным и близким миллионам людей, боровшихся за победу. В «Правду», в «Известия», в «Крокодил» шли письма фронтовиков – самые дорогие рецензии, которых фронтовой поэт или художник может когда-либо удостоиться.

Как-то автомобилисты одного из полков подобрали в придорожной канаве одиннадцатилетнего мальчика Вову Николаева. Его мать убило осколком фашистской бомбы, он сидел возле мертвой матери, сжавшись в комочек. Солдаты похоронили мать, а Вову взяли к себе летчики.

– А где твой отец? – спросили Вову.

– На фронте убили.

Связистки сшили ему гимнастерку, подобрали пилотку. Парнишка стал сыном полка. Он помогал летчикам и техникам. Однажды перед вылетом кто-то из техников вытащил из кармана кусок мела и попросил Вову написать на бомбах, подвезенных к самолетам, по два слова: «За папу!», «За маму!». Сделали фотографию и поместили ее в армейской газете. Сергей Михалков сопроводил фотографию подписью:

Лишившийся отца и материнской ласки,Приют нашедший в части фронтовой,Он на литом боку таящей смерть фугаскиКак приговор врагу оставил почерк свой.И в яростный момент бомбометанья.Вселяя страх в немецкие сердца,Священным будет мщенье в сочетаньеРуки ребенка и руки бойца.

Одним из первых и, пожалуй, больше, чем кто-либо другой из военных писателей-корреспондентов, Сергей Михалков писал в годы войны о тружениках тыла, о семье советского солдата, его родном городе, селе, доме. В 1942 году он создает суровую и трогательную поэму «Мать солдатская»:

…Косили хлеб. Она снопы вязалаБез устали. Ей все казалось мало!Быстрее надо! Жаль, не те года!И солнце жгло, и спину ей ломило,И мать-крестьянка людям говорила:«Там – сыновья. И хлеб идет туда».

…Седая мать по-своему воюетИ по ночам о сыновьях тоскует,И молится за них наедине.

В 1959 году поэт напишет:

В дни войны служили все мыНашей Музе фронтовой,Очень часто ради темыРисковали головой.

И это была сущая правда…

Виктор Чижиков[48]

Попался мне на глаза экземпляр журнала «Мурзилка» за 1963 год. Естественно, я начал его листать, вспоминать друзей, художников, писателей, в то время работавших, с которыми я дружил, с которыми прошла моя жизнь.

Привлек мое внимание материал о юбилее С.В.Михалкова, которому тогда исполнилось 50 лет. Статью о нем Льва Кассиля сопровождал мой рисунок. Какдавно это было, подумал я. Сейчас грядет уже столетие со дня рождения Сергея Владимировича, сколько нарисовано иллюстраций в журналах, газетах и книгах за эти прошедшие пятьдесят лет!

Сотрудничество наше возникло вполне естественно. Во-первых, мы были современниками, во-вторых, работали в области сатиры и юмора, то есть занимались тем делом, где требуется гротеск, гипербола, преувеличение. Степень гротеска, степень условности в юмористических стихах Сергея Владимировича и моих рисунках совпадали, как мне кажется. Это и свело нас за рабочим столом.

В обыденной жизни мы виделись редко, сближались только при интенсивной работе над книгами. Разногласий по поводу рисунков почти не было, Михалков обычно доверял художнику абсолютно. Это доверие провоцировало меня на какие-то нестандартные, неожиданные решения, что обычно делает работу иллюстратора еще более интересной и захватывающей.

Встречались мы также на выступлениях перед детьми на Книжкиной неделе или на презентациях только что вышедших наших книг, например, мы вместе ездили в Ленинград (тогда еще не Санкт-Петербург) на презентацию трехтомника издательства «Комета». Там в огромном зале мы выступали перед детьми, Сергей Владимирович читал свои стихи. Он произносил первую строчку стихотворения, а двухтысячный зал хором продолжал текст. Знают – значит, любят.

Георгий Юдин[49] Михалков

По-детски простой, по-детски искренний и добрый, по-детски влюбчивый. Именно эти, так необходимые детскому поэту качества, ценили любящие Михалкова люди и прощали ему и его высокое положение, и приближенность к властям, и неимоверное количество званий и наград, и его дворянское происхождение.