Борис Альтшулер - Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

Помню, насколько эти слова поразили меня. Было совершенно ясно, что это не хвастовство или бравада, а просто констатация факта. С тех пор эти слова стали для меня своего рода итоговой характеристикой. Передо мной был человек, который в любых обстоятельствах оставался самим собой. Такая привычка очень упрощает дело — отпадает необходимость приспосабливаться к аудитории, и человек просто говорит то, что думает. Но, конечно, такая простота доступна только святому (и в религиозном, и в светском понимании этого слова), и обычно тот, кто говорит правду не желающим ее слышать, дорого за это платит. В тот раз Сахаров показался мне именно святым. Я определенно ощутил в нем огромную духовную силу. Последующие встречи с Сахаровым только усиливали это впечатление.

Вторая наша встреча состоялась в июле 1979 г., когда я был в Москве проездом, направляясь на конференцию в Тбилиси. Мой вылет задержался на день, я долго не мог устроиться в гостиницу. К вечеру я оказался в квартире Браиловских, где застал группу отказников, а также ожидавших меня Андрея и Елену. Я не думал, что встречу там Сахаровых, и поэтому не захватил с собой пакет с фотографиями, которые послали им Таня и Ефрем Янкелевичи. Это были фотографии их четырехлетней дочери Ани, сделанные в Ньютоне (Массачусетс) в день ее рождения. Аня — младшая внучка Сахаровых, и они, естественно, очень хотели взглянуть на девочку, с которой были разлучены (Янкелевичи эмигрировали в США примерно за год до того). Поэтому, когда деловые беседы закончились (кстати, довольно поздно), мы с Сахаровыми на такси поехали в мою гостиницу. Они ждали в машине (как советские граждане, они не имели права войти в отель для иностранцев), пока я принесу из своей комнаты драгоценные фотографии.

Вернувшись из Тбилиси в Москву, я вновь встретился с Сахаровым на воскресном семинаре отказников в доме Якова Альперта. На следующий день в прекрасном старинном здании Академии наук СССР у меня была встреча с А.Александровым, тогдашним президентом АН СССР. Я получил приглашение как президент Нью-Йоркской академии наук. В беседе, проходившей во время нашей встречи, затрагивались многие вопросы, которые, как я сказал, препятствовали сотрудничеству американских и советских ученых, в том числе антисемитизм в советской математике и положение отказников и политических заключенных. Сахаров был упомянут вот по какому поводу. Ссылаясь на секретность, Александров пытался оправдать отказы в выезде из страны. Александров даже сказал (здесь я цитирую свои записи, сделанные сразу после встречи): "С какой стати стали бы мы удерживать людей, которые не хотят здесь оставаться?" "Вот именно этого мы и не можем понять", — ответил я. Затем в качестве примера он упомянул Сахарова, которого, по словам Александрова, никак нельзя выпустить, так как ранее он вел секретную работу. Александров добавил, что Сахаров никогда и не обращался с просьбой о выезде, хотя его и приглашали. Я сказал, что положение Сахарова, который действительно был занят секретной работой, мне понятно, но как быть с теми, кто подобно Браиловским, Альберсу, Альперту или Гольштейнам, имеют либо весьма отдаленное отношение к секретной работе, либо вовсе никогда ею не занимались; в некоторых случаях это даже удостоверили их лаборатории, и уж, конечно, по прошествии стольких лет эти люди не обладают никакими секретами. В ответ Александров привел пример "электрохимика Левича", которому разрешили выезд после того, как была снята секретность с его работы.

В ходе дальнейшего обсуждения этих проблем я еще раз назвал имена ученых, находящихся в заключении: Щаранского, Орлова, Глузмана, Болонкина, Ковалева — и сказал, что создавшееся положение вызывает у западных ученых тревогу. Он порекомендовал каждому заниматься внутренними делами в собственной стране. Я возразил, что мир стал слишком мал для этого, и вновь попытался связать эти проблемы с американо-советским договором об ограничении стратегических вооружений, который в то время обсуждался в сенате США. Он ответил, что попытки внести поправки в договор не приведут ни к чему хорошему. Я согласился и сказал, что позитивные действия советских властей в отношении вышеупомянутых ученых определенно могли бы улучшить взаимопонимание между США и СССР.

Во время моего следующего приезда в Москву в апреле 1980 г. Сахаров уже был в ссылке в Горьком. Поводом для моего визита послужила новая конференция отказников; политическая ситуация значительно ухудшилась по сравнению с предыдущим годом. В декабре 1979 г. Советский Союз ввел войска в Афганистан, и Сахаров выступил с протестом. За это он был в январе 1980 г. сослан в Горький. С разрядкой было покончено. Соединенные Штаты бойкотировали Олимпийские игры, которые должны были состояться в Москве. Национальная академия наук США также приняла решение приостановить действие соглашения о научном обмене с Академией наук СССР. Холодная война угрожала превратиться в горячую.

Вот в этой-то атмосфере я вновь встретился с Александровым. Я сейчас приведу со всеми подробностями тот наш разговор. Я записал его через несколько дней после этой встречи, состоявшейся 15 апреля 1980 г. Большая часть нашей беседы была посвящена Андрею Сахарову. Копию заметок мне удалось переправить в Советский Союз, и Сахаров позже использовал некоторые их фрагменты в своем письме Александрову, приведенном в его «Воспоминаниях».

Разговор с А.Александровым

Л.: Очень приятно вновь с вами встретиться. Позвольте узнать, как ваше здоровье?

А.: Здоровье в полном порядке.

Л.: Во время моего последнего приезда все было в цвету. Теперь вокруг пасмурно и холодно. То же и с общей обстановкой — она ухудшилась с тех пор.

А.: Да, и частично по причинам, которые мы обсуждали в прошлый раз.

Л.: Может ли президент пояснить, что он имеет в виду?

А.: Это имеет отношение к тому, что началось уже почти два года назад: сокращение научного сотрудничества между нашими странами, в частности, отмена некоторых конференций.

Л.: Это вызвано обеспокоенностью американских и западноевропейских ученых положением некоторых их коллег в Советском Союзе. Все мы весьма огоpчены тем, как идут дела. К сожалению, в наш век мы не можем позволить себе роскошь распрощаться и жить врозь. Мы должны жить вместе, или мы не будем жить вообще.

В частности, я недавно разговаривал с профессором Вайскопфом (он передает вам привет) и с профессором Фешбахом, президентом Американского физического общества. Оба они очень обеспокоены нынешним сокращением научного сотрудничества.

А.: Я знаю профессора Вайскопфа, он член нашей Академии. Но недавно он прислал мне телеграмму с угрозой разорвать отношения. Он пытался заставить иностранных членов нашей Академии отказаться от членства, но безуспешно — на это пошли лишь несколько человек. Их позиция наносит большой вред.