Александр Александров-Федотов - Ты покоришься мне, тигр!

Теперь предстояло уберечь Акбара от его врага. Сделали самое простое. Удлинили подставку Алмаза, чтобы он был подальше от Акбара. А когда Акбар шел на трюк или возвращался на тумбу, между зверями просовывали вилку. К сожалению, в 1966 году Акбар пал от язвы почек и язвы желудка.

Вот какие заботы приходится еще переживать мне с моими грозными, но по-детски беззащитными против болезней тиграми.

IIX. Я, мои звери и наш зритель

Очнувшись однажды в больничной палате, я услышал такой разговор:

— Как это ты угодил суда? — спрашивает, наверно, сторожил новичка.

— Да был, понимаешь, вчера с приятелями в цирке, там выступал с тиграми укротитель Александров. И вдруг один тигр как набросится на него! Сначала оторвал руку, потом откусил голову. Вот кошмар-то! Мы просто опомниться  не могли! Пришлось после цирка пропустить по стопочке — для успокоения. По одной не помогло, повторили. А когда пошли домой, нас самих сбил лихач какой-то. Приятель вывернулся, а мне кожу с бедра сорвало. Вот я и здесь.

— А не врешь ли ты, парень, насчет Александрова? Может, ты и до цирка уже пропустил и у тебя в глазах двоилось?

— Вот-те крест! Был трезв. Сам видел, как вынесли его из клетки без головы и руки.

Если бы не болели свежие швы, я бы, наверно, расхохотался от удовольствия: уже очень лихо выдумывал парень про меня. Но так как было не до смеха, то я притаился и стал слушать дальше. А он так уверенно описывал подробности моего съедения, что я чуть было сам в них не поверил. Но тут, к сожалению, начался обход.

Я лежал у двери, и врач подошел ко мне первому.

— Раны болят?

— Все в порядке, профессор, спасибо.

— Как же это случилось, товарищ Александров?

Едва профессор произнес мою фамилию, больные насторожились. А когда я коротко рассказал, что произошло накануне в цирке, все зашумели. Очевидец моей гибели соскочил, несмотря на содранную кожу, с постели, подбежал ко мне и чуть было не бросился обнимать, приговаривая:

— Александров! Голубчик! Да ты, оказывается, жив!

Наверно, он и сам свято верил, что голова у меня откушена. И долго еще врачи, сестры и, конечно, больше всех больные подшучивали над незадачливым свидетелем моей «гибели».

Его рассказ меня позабавил, но не удивил. Таких сказок о себе я наслушался немало. И то, что по городу распространились слухи о моей гибели, тоже меня не удивило. А слухи были такие, что пришлось местной газете сказать суровую правду, чтобы приостановить распространение фантастических небылиц.

Да, я залечивал серьезные раны и лежал в больнице, но живой! И собирался быть здоровым. И многие жители Львова — а все это произошло именно во Львове в 1957 году — приходили в больницу убедиться, что я жив и выздоравливаю.

Через месяц, когда я снова начал работать, в цирке были аншлаги, все хотели видеть воскресшего укротителя.

За время моей работы с хищниками из мух наделано слонов, наверно, целое стадо. Но я не в претензии. Льщу себя надеждой, что понимаю не только звериную, но и человеческую психологию. И легенды вокруг наших номеров — явление для меня совершенно нормальное. Только действительность интереснее всяких небылиц, и это, может быть, тоже одна из причин, почему я решил написать о своей работе.

Сколько мне ни приходилось читать повестей и рассказов или смотреть кинофильмов о цирке — везде одни трагедии. То гимнаст разбился, потому что завистник подпилил ему трос. То укротителю отгрызли голову, когда он всунул ее в пасть к тигру, потому что недоброжелатель насыпал ему (укротителю) на затылок нюхательного табаку, и зверь, чихнувши, сделал свое кровавое дело. То… в общем, стандарт на эти трагедии достаточно известен. И это о цирке — искусстве жизнерадостном и бодром. Правда, я имею в виду старую литературу, а не новую. Может быть, новая… Впрочем, новой о цирке мне читать почти не доводилось…

А несчастные случаи в цирке — редкость, и происходят они не от каких-то необыкновенных причин, а от ошибки человека или от болезни. Потому что и люди цирка тоже болеют.

Каких только невероятных предположений не наслушался я о себе! Особенно «сведущие» люди уверяли даже, что я знаю магические заклинания. Что ж, и это естественно: непонятному всегда хочется придать оттенок таинственности.

Но никакой таинственности в дрессировке хищников нет. Никаких травяных настоев, якобы дающих власть над зверем, укротители не применяют. Не существует ни каких магнетических взглядов. Тайна заключается в бесстрашном поведении укротителя и отличном знании психологии зверя.

Бывает, что зверь робеет и ежится перед укротителем.

Но это не от пронизывающего взгляда, а оттого только, что животное во время дрессировок сильно били, били от страха перед ним, от человеческой нетерпеливости, от раздражительности.

Но легенды создаются и живут. И благодаря им я вскоре почувствовал, что в наш дуэт — я и звери — вплетается очень настойчиво третий участник — зритель, который вносит в атмосферу номера что-то неожиданное, какой-то элемент спора. Я все время чувствую, что должен что-то опровергнуть своим выступлением или что-то доказать.

С самого начала работы в цирке я всегда старался не только познать запросы и интересы зрителя, но и разгадать его психологию. А она существует — психология зрителя.

Впервые я обратил внимание на этот факт, когда заметил, что в разных городах трюки проходят по-разному. То, что в одном городе было встречено громом аплодисментов, в другом зрители едва замечают. Я почувствовал, что должен уметь слышать зрительный зал. И со временем научился разбираться в оттенках его реакции. По тому, что и как воспринимают люди, на что они больше всего реагируют, я понимаю, какие акценты ставить в номере. Иногда подбирается публика, которая любит острое, драматическое, а на мелкие детали, на чистоту и шлифовку не обращает внимания. Значит, надо акцентировать драматические сценки со зверями, почаще заставлять их рычать и огрызаться.

Если же больше интересуются тем, как делаются трюки, если реагируют на тонкости, значит, надо подчеркнуть чистоту и элегантность работы тигров.

Зрители своей реакцией не только корректируют исполняемые трюки, но часто подсказывают важные решения. Поэтому я считаю, что должен рассказать о зрителях особо, о наших тайных взаимоотношениях, о которых они, быть может, и не подозревают.

Начав выступать с хищниками на манеже, я очень скоро почувствовал противоречивость моего номера. И тогда же понял, что необходимо хотя бы для себя найти критерий и определить суть своей профессии.