Кристофер Хибберт - Крымская кампания 1854-1855 гг. Трагедия лорда Раглана

Через месяц Рассел узнал, что Делейну удалось получить для него разрешение жить и питаться с армией. Но к тому времени критические статьи по поводу организации и управления армией рассорили его со всеми старшими офицерами. Несмотря на то что пока еще не назывались конкретные имена, Рассел успел раскритиковать медицинское управление «за постоянное отсутствие внимания к больным», службу генерала Джорджа Брауна «за подготовку к размещению войск в Галлиполи, которую даже нельзя было назвать подготовкой». Службе генерал-квартирмейстера досталось за неудачный выбор места для военного лагеря, а генерал-адъютанту – за постоянное пьянство британских военных, которое «успело превратиться в самое большое зло в армии союзников». Управление войсками было «неудовлетворительным», контраст с французами – «поразительным». Большинство из приведенных Расселом фактов были правдивыми, но журналист не очень удивился, когда купленная им и установленная в лагере легкой дивизии палатка вскоре была унесена ветром. Возможно, это произошло потому, что она была бракованной и не отвечала армейским стандартам. Но многие считали, что это произошло из-за того, что палатка принадлежала грубияну журналисту «этой чертовой «Таймс».

Рассел хотел встретиться с Рагланом, но адъютант командующего заявил, что у генерала нет времени на эту встречу. Журналист навсегда запомнил это оскорбление. «Мне ясно дали понять, – жаловался он редактору, – что Раглан не намерен признавать прессу... Обещания, данные в Лондоне, здесь ничего не стоили».

Рассел был не единственным корреспондентом, которому в британской армии оказали холодный прием. Сомерсет Калторп писал:

«Не знаю почему, но репортеры английских газет очень непопулярны в армии. Они стараются повсюду отыскать недостатки и обвинить в них английские власти, как будто их целью является дискредитировать нас в глазах союзников. Они ко всему подходят критически, пишут обо всем в брюзгливой манере... Несколько дней назад в штаб явились два корреспондента. Они потребовали палатки, еду, лошадей и прочее для себя и своих слуг. Когда им указали, что армия не может удовлетворить такие непомерные требования, репортеры заявили, что оскорблены подобным обращением».

Пытаясь оградить Раглана от внимания назойливого журналиста, адъютанты оказали командующему плохую услугу. Такое пренебрежительное отношение к представителю самой влиятельной газеты в мире было бы немыслимым в современной армии. Однако в те времена не все еще понимали могущество прессы. Еще герцог Веллингтон однажды высказался о газетах как о «нонсенсе» в жизни военных. У Раглана же были основания рассматривать их как нечто гораздо худшее. Он, конечно, не предпринимал попыток избавиться от многочисленных военных корреспондентов или установить в армии цензуру. И это несмотря на то, что прессу можно было обвинить в многочисленных случаях разглашения секретной информации противнику. Он предпочел игнорировать ее. «Единственным способом уменьшить вред, который приносят корреспонденты, – писал он герцогу Ньюкаслскому, – это не обращать внимания на их репортажи».

Если бы он не игнорировал прессу, и особенно Рассела, свет не увидел бы такого количества клеветы, которую пишущая братия обрушила на военных и на самого Раглана. Рассел в своих репортажах пользовался фактами, полученными в беседах с молодыми офицерами. Если бы ему дали возможность увидеть, как работает командующий и его штаб, если бы ему рассказали о фактах откровенного пренебрежения, преступной медлительности и неразберихи в Лондоне, о фатальном несовершенстве структуры военного ведомства, он, возможно, не допустил бы тех ошибочных оценок, которые были характерны для его репортажей. Но прессе было отказано даже в кратких контактах с командованием и штабом. А сам Рассел так ни разу и не поговорил с человеком, в смерти которого, как позже заметил редактор Делейн, «он был в немалой степени виновен».

При этом Делейн забыл прибавить, что и он сам виноват в травле Раглана. Вплоть до начала декабря Рассел выражал критические замечания в адрес командования в форме частных писем, которые редактор Делейн регулярно передавал членам кабинета министров. В одном из таких писем, датированном 8 ноября, критика Рассела была особенно убийственной. Он писал, что командующий, этот «изящный джентльмен», вел себя в сражении под Инкерманом как сторонний наблюдатель. «Я убежден, – писал Рассел, – что лорд Раглан абсолютно непригоден для того, чтобы возглавить армию при выполнении сложных боевых задач... Одной из главных причин его серьезнейших неудач является то, что он никогда не появляется в войсках. Он не посещает подразделения, чтобы ободрить своих солдат. Солдаты его совсем не знают... Я уверен во всех фактах, которые сейчас перечислил». В другом письме Рассел сообщал Делейну, что Раглан «уже месяц не появляется в Балаклаве», что он «ни разу не был в балаклавском госпитале и никогда не появлялся в расположении подразделений гарнизона».

Постепенно частные письма Рассела стали приобретать силу официальных документов. Нападки на армию из общих превращались во все более конкретные. 23 декабря «Таймс» сообщала, что «величайшая армия, которая когда-либо отправлялась от британских берегов, становится жертвой неумелого командования. Под Севастополем царят некомпетентность, аристократическое высокомерие, летаргия, равнодушие официальных лиц, рутина и глупость... Как бы нам этого ни не хотелось, мы вынуждены отметить, что уже давно никто не видел и не слышал командующего».

Еще через неделю «Таймс» вернулась к этой теме. В передовой статье газеты говорилось:

«Есть люди, которые считают, что финалом развития событий может стать то, что из окрестностей Севастополя вернутся только командующий и его штаб. Они единственные выживут, получат все положенные награды и почести и вернутся домой, где будут почивать в довольствии и почете на костях 50 тысяч солдат. Официальные лица и все общество должны почувствовать беспокойство, проявить волю и назначить новых лиц на места тех, которые сейчас держат в своих руках судьбу армии».

Несколько дней спустя Делейн написал Расселу: «Возможно, еще до того, как вы получите это письмо, вы услышите, что, наконец, я обрушился на лорда Раглана и на генеральный штаб. Ведь только из-за некомпетентности и вялости командования армия несет такие ужасные потери».

Обрушившись на генерала и его окружение, репортеры с каждым днем усиливали натиск. Все чаще и чаще раздавались голоса, критикующие царившие в армии порядки привилегий для аристократии. Обиженные офицеры, которых заверили, что их замечания обязательно будут опубликованы, писали горькие письма, полные неприглядных фактов. «Таймс» читали и обсуждали практически все. Газета писала о солдатах, умиравших в холодной грязи в то время, как «их джентльмен-командующий со своим аристократическим штабом» созерцали сцены упадка и разрушения со «спокойствием философов». До того как об этом начала писать пресса, «человек, на котором лежит вся ответственность за ситуацию, сложившуюся в армии, едва ли связывал себя со всеми лишениями, на которые были обречены его солдаты. Ему, аристократу, не было никакого дела до безопасности армии в Крыму». Через пять дней появилась статья, в которой высказывалось предположение, что лорд Раглан «ведет праздный образ жизни в окружении остатков армии», что вскоре он и его аристократическое окружение вернутся домой вместе со своими «лошадьми, посудой, слугами-китайцами, поварами-немцами и тоннами имущества. При этом они не забудут сделать официальное заявление о том, что последний британский солдат пал на поле боя, а позиции британской армии заняли их храбрые союзники».