Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя - Андрей Юрьевич Андреев
И надо сказать, что в отношении названных стран Лагарп с чуткостью хорошего измерительного прибора фиксировал события и настроения, предвещавшие будущие революционные потрясения. Часто швейцарец уподоблял себя Кассандре, предсказаниям которой никто не верит. При этом основной урок, который он хотел донести в конце 1810-х годов до Александра I, состоял в том, что революции готовят не неведомые «враги порядка» (бонапартисты, карбонарии и др.), а в куда большей мере – сами монархи. Восстановленные союзниками на тронах, они, как прежде, пренебрегают интересами своих народов и тем самым подготавливают взрыв их негодования. «Да, мы рабы, но мы объяты гневом», – эти стихи итальянского поэта о настроениях народных масс, недовольных последствиями европейской Реставрации, Лагарп цитировал еще в 1817 году в своем очередном завещании для Александра I (то есть письме, которое царь должен был получить после его смерти). Увы, но предсказания Лагарпа в этом отношении исполнились даже слишком скоро.
Путешествие с великим князем Михаилом Павловичем
Посреди новых забот по обустройству на родине и тревог о судьбах России и Европы Лагарпа ожидало неожиданное, но лестное приглашение. Весной 1818 года через графа М.И. Ламздорфа (свояка Лагарпа) императрица Мария Федоровна передала швейцарцу предложение, согласованное с Александром I, – сопровождать ее младшего сына, великого князя Михаила Павловича, в образовательном путешествии по Италии. Двадцатилетний Михаил не имел целью стать в этой поездке «ни знатоком древностей, ни археологом», но, вдохновленный чувством прекрасного и величием художественных памятников, памятью о великих людях и великих свершениях, смог бы лучше подготовиться к исполнению своих будущих государственных обязанностей[430].
Решение отправиться на несколько месяцев в такую поездку далось швейцарцу нелегко. Лагарпу уже исполнилось 64 года, к тому же его связывали те новые занятия, которые он возложил на себя в Лозанне, и нежелание надолго расставаться с женой. «Действуй я по собственной охоте, – писал Лагарп Устери, – остался бы здесь, чтобы продолжить труды, кои теперь вынужден прервать, а между тем окончить их я тем больше обязан, что в шестьдесят пять лет время нельзя растрачивать. Но судьба захотела по-иному, и я не смог отказать в этом последнем свидетельстве признательности тем, кто меня о том попросили. Впрочем, юноша весьма интересен»[431].
Во имя этой «признательности» к Императорской фамилии Лагарп вновь (как и 36 лет назад!) согласился принять на себя роль ментора в путешествии по Италии и… ждал этого почти восемь месяцев. В августе 1818 года Мария Федоровна написала ему, что прибытие Михаила состоится не ранее середины октября, но этот срок прошел, а даже месяц спустя у Лагарпа не было никаких новостей. И вот, наконец, императрица дала ему знать, что ее сын направляется в Лозанну. 13 декабря Лагарп встретил его на границе кантонов Во и Фрибур, после чего повез на ужин, который водузское правительство устроило в его честь, а затем к себе домой, где великий князь Михаил Павлович остановился на ночь[432].
Прибытие в Лозанну младшего брата российского императора стало тем большей радостью для Лагарпа, что он привез швейцарцу новое письмо Александра I, написанное после двух с половиной лет молчания (23 ноября / 5 декабря 1818 года). Оно же, увы, оказалось и последним в их переписке.
Послание Александра не было ответом на какое-то конкретное из многочисленных писем Лагарпа. Император сразу признавался, что просто пользуется поводом и что не мог «позволить Михаилу уехать, не послав несколько строк» своему «любезному и почтенному другу». Дальше текст, написанный рукой Александра, прежде всего поражает своей теплотой и эмоциональностью по отношению к наставнику (отчасти напоминая интонации самых первых его писем к Лагарпу): «Стоит ли говорить о чувствах неистребимых, меня с Вами связывающих. Знаете Вы их уже давно, и ни искренность, ни сила их ослабеть не могут. Но должен я Вам сказать спасибо за все то интересное и зачастую столь драгоценное для меня, что в письмах Ваших содержится. Верьте, что одобрение почтенного моего наставника для меня бесценно, что память о нем со мною пребывает ежечасно и что очень часто я мысленно с ним беседую и угадать стараюсь советы, какие мог бы он мне дать».
Но вряд ли (памятуя об уже четко обозначившихся политических расхождениях Лагарпа и Александра I) последнюю фразу стоит воспринимать буквально: скорее всего, здесь имеют место устойчивые обороты, возникающие в сознании российского императора при мыслях об учителе, на что указывает и другая фраза, которую Александр повторял на протяжении уже четверти века и вновь повторяет в данном письме – о том, что обязан швейцарцу «почти всеми понятиями и познаниями своими».
Существенным же представляется иное предложение: то, в котором Александр пытается выразить религиозные начала своей политики и свидетельствует, «воздавая дань истине», что принимает важные решения, руководствуясь «той поддержкой, какую находим мы всегда, если просим о ней с безоговорочной верой в ее силу».
Подобные мистические настроения владели царем уже с 1815 года – тем не менее Лагарп напрямую услышал от него об этом только сейчас. В позднейшем примечании швейцарец не без укора пишет: «Тогда впервые Его Императорское Величество заговорил со мной о чувствах религиозных, которые враги его славы столькими способами исказить сумели». Совершенно очевидно, насколько эти чувства были чужды старому швейцарскому рационалисту, часто высмеивавшему в своих письмах религиозные предрассудки и осуждавшему их влияние на судьбы народов. Так что едва ли Александр I здесь рассчитывал найти понимание у своего учителя. Лагарп верно отмечает: «Слишком хорошо знал он и мой образ мысли, и мой характер, чтобы надеяться меня в свою веру обратить». Скорее всего, этой фразой (по сути, главной в письме!) император фиксирует всю глубину их расхождений, а общий тон письма, благородный и эмоционально возвышенный, лишь призван смягчить этот горький для обоих факт.
Но вернемся к предстоявшему Лагарпу путешествию по «классической земле», которое заняло шесть месяцев и закончилось в мае 1819 года. Великого князя Михаила Павловича сопровождал не только Лагарп, но и два генерала (Александр Павлович Алединский и Иван Федорович Паскевич), выполнявшие функции гувернеров (помимо них в свиту великого князя входили лекарь П.С. Михайловский и небольшой штат прислуги: два камердинера, придворный камер-лакей, два лакея, кучер, два фельдъегеря и придворный ездовой)[433]. Императрица Мария Федоровна вместе с Александром I начертали первоначальный маршрут поездки, детали же ее предстояло определить Лагарпу. В ней были предусмотрены как краткие знакомства с городами, проездом, так и долгие остановки в ключевых центрах (Флоренция, Рим, Неаполь).
Четырнадцатого декабря великий князь Михаил Павлович переехал из Лозанны в Женеву, где на следующий день в его честь кантональные власти устроили бал, а 16 декабря покинул Швейцарию и отправился в Турин, куда попал через перевал Мон-Сенис, проехав насквозь территорию Савойи (через Экс, Шамбери, Сен-Жан-де-Морьен и Сузу)[434]. Из Турина путь путешественников лежал в Геную (по дороге через Монферрат), Милан (через Нови, Тортону, Вогеру и Павию) и Флоренцию (через Лоди, Пьяченцу, Парму, Реджио, Модену и Болонью). Оттуда были предусмотрены экскурсии в Пизу, Лукку и Ливорно, затем путешественники переезжали в Рим (через Ареццо, Перуджу, берега Тразименского озера, Фолиньо и Сполето) и, наконец, в Неаполь, откуда обратный путь опять вел их в Рим, а затем в Венецию.
Естественно, брат российского императора не мог избежать посещения дворов итальянских монархов (на этом пути их насчитывалось целых восемь!), но старый республиканец настоял, чтобы великий князь везде останавливался бы в гостиницах или в домах соотечественников – например,
