Дитрих фон Хольтиц - Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945

«Нижеперечисленные склады продовольствия в случае отступления германской армии будут переданы в распоряжение Международного Красного Креста, который сможет распоряжаться ими совместно со шведским и швейцарским консульствами во благо терпящего нужду населения.

Красный Крест среагировал с достойной похвалы быстротой: уже на следующий день он проинформировал консульства и министерство продовольственного снабжения. Можно сказать, что и в данном случае произошло нечто, выходящее за рамки нормальных и естественных вещей. Само собой разумеется, мы легко могли бы уничтожить все эти склады. Они не могли больше служить германской армии, но у меня вызывала отвращение мысль об уничтожении такого количества продуктов, когда население испытывало голод. Дальнейшие комментарии по этому вопросу я считаю излишними…

Утром последнего дня у меня появился еще один повод для благодарности Красному Кресту. Я адресовал его представителю, доктору де Морсье, такое письмо:

«Мой офицер медицинской службы представил мне рапорт о Вашей деятельности в качестве представителя Международного Красного Креста в интересах раненых немецких солдат и Вашем личном эффективном участии в оказании помощи раненым.

В качестве командующего войсками вермахта на территории Большого Парижа, выражаю Вам глубокую благодарность за Вашу бескорыстную деятельность, которая очень содействовала облегчению участи раненых солдат»[81].

Даже в минуты катастрофического военного разгрома находились силы, служившие делу гуманизма. Думаю, наша задача заключается в том, чтобы таковые никогда не исчезали и лишь укреплялись в будущем.

Конец

Утром следующего дня, после удивительно спокойной ночи я вместе с полковником Йаем и командирами опорных пунктов совершил объезд линии обороны. При этом по нас не было сделано ни одного выстрела. Я прекрасно понимал, что произойдет в ближайшие часы, но на войне я насмотрелся всякого и потому не был особенно встревожен. Около 10 часов я вернулся в свою штаб-квартиру в отеле «Мерис», первый этаж которого занимал небольшой гарнизон численностью в один взвод. Я написал несколько писем, содержание одного из которых приведено выше. Потом по соседству началась стрельба из танковых орудий и пулеметов. Я с несколькими молодыми офицерами находился на балконе, когда на углу улицы Риволи появились первые неприятельские танки. Их не сопровождали пехотные подразделения, и пока что бои в нашем квартале не начались. Вдали слышалась перестрелка, но связь с опорными пунктами оборвалась, и мы не получали никакой информации.

Не осталось сомнений в том, что противник решил силой овладеть городом и что приближается конец. Мои солдаты отражали штурм легким оружием, стреляли мои танки. Позднее я узнал, что им удалось вывести из строя несколько неприятельских танков. К полудню бой прекратился. Я узнал, что противник находится уже в Большой опере. Мы были окружены. Как и каждый день, мы отправились в столовую обедать.

Около 2 часов дня бой вокруг нас возобновился. Танки стреляли по отелю и подожгли два автомобиля, стоявшие под его арками. Бойцы Сопротивления следовали за танками вместо пехотного сопровождения. Отель загорелся. Противник ворвался внутрь, забрасывая помещения дымовыми шашками.

Бой приобретал ожесточенный характер, неприятельская армия пошла на штурм нашего штаба. Полковник Йай взял инициативу на себя и изложил мне сложившуюся ситуацию. После короткого обсуждения с начальником штаба полковником фон Унгером, человеком рассудительным и предусмотрительным, я разрешил прекратить сопротивление. Полковник Йай поручил своему адъютанту привести офицера армии противника. Внезапно в зал ворвался растрепанный и возбужденный штатский, державший палец на спусковом крючке своего пистолета-пулемета. Позади меня стояли полковник фон Унгер, полковник Йай и министериаль-советник доктор Экельман. Возможно, но я точно не помню, помимо этого штатского в комнату вбежал и офицер французской танковой дивизии. Штатский направил свое оружие на меня и несколько раз повторил: «Sprechen deutsch?»[82] Я спокойно ответил: «Намного лучше, чем вы». Тем временем французский офицер, за которым я послал, майор, вошел в комнату, оценил ситуацию, взял смущенного штатского за шиворот и выставил за дверь. Затем, приложив ладонь к форменному кепи, он спросил меня на французском: «Господин генерал, готовы ли вы прекратить бой?» Я ответил: «Да, готов». Он попросил меня следовать за ним, и мы покинули отель через черный ход. Мы сели в мой автомобиль, припаркованный неподалеку, но, поскольку ключ зажигания найти не удалось, мы продолжили путь пешком.

Дойдя до улицы Кастильон, он подал знак прекратить стрельбу. Мы прошли мимо наших горящих машин, под аркадами улицы Кастильон, затем свернули на улицу Риволи. Мой ординарец, преданный солдат, служивший у меня уже семь лет, следовал за нами, неся мой багаж. К нему подскочили вооруженные штатские, вырвали из рук чемоданы и прямо на месте стали рыться в их содержимом. Меня окружила банда возбужденных людей, чье поведение приобрело угрожающие черты, поскольку спешивший майор ушел вперед. И мне пришлось испытать ту судьбу, что была уготована всем нашим солдатам. Вдруг возле меня появилась дама с повязкой Красного Креста на рукаве и защитила меня от набросившейся на меня толпы. Она проводила меня до автомобиля, стоявшего на углу здания. Офицер попросил меня сесть в машину.

Мы ехали по улице Риволи, обгоняя длинную колонну пленных офицеров и солдат, конвоируемую боевиками Сопротивления. Из этого я сделал вывод, что многие опорные пункты были сданы. Меня доставили в префектуру, в зал, где находилось много офицеров. Ко мне подошел генерал и с учтивостью настоящего солдата представился: «Я – генерал Леклерк, а вы, очевидно, генерал фон Хольтиц. Почему вы отказались ответить на мое письмо?» Мы сели за стол и начали разговор через переводчика.

Генерал Леклерк представил мне отпечатанный на машинке проект соглашения о капитуляции гарнизона. Мы рассматривали пункты этого проекта один за другим. Подобный договор, как мне казалось, не являлся необходимостью. Речь не шла о капитуляции до окончания сражения, но мой штаб был захвачен противником, и я, вместе с работниками моего штаба, попал в плен. Следовательно, данная бумага нисколько не меняла фактическую ситуацию в той ее части, которая касалась меня и моего штаба. Но документ затрагивал и те пункты обороны, которые еще держались.