Григорий Распутин. Жизнь и смерть самой загадочной фигуры российской истории - Рене Фюлёп-Миллер
Около 11 часов вернулись его племянница Аннушка и дочери, проводившие вечер у друзей. Как обычно, перед тем как ложиться спать, они зашли в комнату Григория Ефимовича пожелать ему спокойной ночи и немного испугались, увидев, что он лежит одетый, в сапогах и с открытыми глазами. Они спросили его, что случилось. Распутин, немного помолчав, ответил:
– Слушайте, девочки, скоро за мной заедет «Маленький». Но об этом никто не должен знать. Никому не говорите, особенно Муне! Договорились?
Он поднес палец к губам и шутливо погрозил девушкам.
Через некоторое время Катя вошла в комнату спросить старца, не нужно ли ему чего-нибудь. Распутин велел ей ложиться спать и не беспокоиться, если кто-нибудь постучит в дверь кухни. Катя ушла, но, понимая, что он темнит, постаралась не заснуть, чтобы увидеть, кого же старец принимает ночью. Ждать пришлось не долго: прозвучал очень короткий звонок, и Катя услышала, что Распутин открывает дверь, стараясь не шуметь.
Служанка выглянула из-за перегородки и на несколько мгновений увидела позднего гостя: это был худощавый молодой человек, закутанный в шубу, в низко надвинутой меховой шапке. Он настороженно огляделся по сторонам и тихо спросил:
– Ты один? Кто-нибудь может нас слышать?
Тогда Катя узнала «Маленького», который в последнее время бывал здесь часто; его имени она не знала, но знала, что он муж великой княжны[41]. Двое мужчин разговаривали тихо, однако служанка сумела разобрать, что Григорий Ефимович спрашивает:
– Ты чего так укутался?
«Маленький» ответил что-то неразборчиво, потом старец, взяв его под руку, увлек в свой кабинет. Любопытство Кати было почти удовлетворено, и она заснула.
Когда Распутин вошел с Юсуповым в комнату.
– Знаешь, – сказал он, – Протопопов предупредил, что злые люди хотят меня убить! Пусть только попробуют! Они не смогут: руки у них коротки!
Потом он надел шубу и открыл ящик секретера, чтобы взять деньги. Князь выразил удивление по поводу такого количества банковских билетов, и Распутин пояснил:
– Да, моя дочь Матрена скоро выходит замуж за офицера. У нее будет хорошее приданое!
Он тщательно закрыл ящик и погасил свет. Феликс почувствовал угрызения совести от того, что его замысел так легко удается: все-таки подло заманить беззащитного человека к себе, а потом безжалостно убить. Но, подумав об ожидавших его сообщниках, он увидел только свой «патриотический акт» и преодолел секундную слабость.
Григорий Ефимович был готов: он закрыл за собой все двери, дружески взял Юсупова за руку и осторожно повел по темной лестнице. У Феликса, чья совесть все-таки была не совсем спокойна, возникло ощущение, что старец сжимает его руку тисками, темнота пугала, казалось, что они спускаются целую вечность. Наконец, они вышли из дома и сели в автомобиль, за рулем которого неподвижно сидел доктор Лазоверт. Юсупов немного нервничал, несколько раз оборачивался и смотрел в заднее стекло, не следует ли за их машиной другая. Но улицы были абсолютно пусты, и доктор Лазоверт ехал очень быстро. После нескольких поворотов они без происшествий прибыли на Мойку.
На верхнем этаже граммофон играл американские песенки. Удивленный Распутин остановился и спросил:
– Что это? У тебя гости?
Феликс попытался его успокоить:
– Нет, жена принимает нескольких друзей. Они скоро разойдутся. Пойдем пока в столовую, выпьем по чашечке чаю.
Ничего не подозревающий Григорий Ефимович последовал за князем по лестнице и с любопытством осмотрел столовую. Эта комната показалась ему необычной, и он очень заинтересовался шкафом с зеркалами и колонками. Он с детской радостью открывал и закрывал дверцы и осматривал внутренности, после чего по приглашению Юсупова сел к столу.
Они поговорили об общих знакомых, о семействе Головиных, об Анне Вырубовой и, наконец, о царе с царицей. Нервничавший Феликс счел, что и его гость не совсем спокоен, и спросил, почему министр Протопопов столь пессимистичен.
– Ох, да, голубчик. Говорит, речь моя простая многим покоя не дает. Не по вкусу вельможам, что суконное рыло в калашный ряд лезет. Завидки их берут, вот и злятся и пужают меня… А пущай их пужают, мне не страшно. Ничего они мне не могут. Я заговоренный. Меня уж скоко раз убить затевали, да Господь не давал. Кто на меня руку поднимет, тому самому несдобровать.
У Юсупова, слушавшего эти слова, словно адресованные специально ему, была единственная мысль: поскорее покончить с этим мужиком. Он налил старцу чашку чаю и предложил пирожные, однако у него не хватило сразу смелости угостить начиненным ядом, сначала он дал другое. Лишь несколько минут спустя, поборов свою нерешительность, он наконец угостил гостя отравленным, при этом улыбаясь самым любезным образом. Григорий Ефимович взял это пирожное, а потом съел еще несколько штук.
Князь Феликс, трепеща, ждал перемен в облике Распутина, потому что, по расчетам доктора Лазоверта, действие цианида мгновенно. Но старец продолжал разговаривать с самым естественным видом. Крайне встревоженный, Юсупов взял поднос, на котором стояло отравленное вино, и предложил Григорию Ефимовичу попробовать знаменитое крымское.
Распутин выпил несколько стаканов без малейшего вреда, зато с явным удовольствием: Феликс стоял перед ним, внимательно следя за каждым его движением и ожидая, что старец вот-вот рухнет как подкошенный. Но Григорий Ефимович через несколько секунд встал, сделал несколько шагов по комнате и потребовал еще вина. Феликс налил ему стакан. Распутин осушил и его. И ничего не произошло.
Они стояли напротив, князь приходил в отчаяние, пытался понять, почему не подействовал яд. А если это была не отрава, а безобидный порошок? Или Распутин – сверхъестественное существо? Нет, не может быть!
Он пристально посмотрел на Распутина и, как ему показалось, уловил в его глазах тень недоверия и подозрительности; тогда Юсупов подошел к стене и снял гитару. Григорий Ефимович счастливо улыбнулся и умоляющим тоном произнес:
– Сыграй, что ль, веселое. Я люблю, как ты поешь.
Князь Феликс запел. Утрированно сладким и берущим за душу голосом он исполнил несколько цыганских романсов, и старец слушал его, улыбаясь. Всякий раз, когда князь останавливался, он просил его продолжать, и его лицо выражало столько же чистоты, как и лицо старика.
Остальные заговорщики, собравшиеся в кабинете Юсупова, начинали терять терпение и немного пошумели, давая князю понять, что пора заканчивать. Распутин поднял голову и спросил, что происходит наверху.
– Должно быть, гости жены уходят, – ответил смущенный Феликс. И, обрадовавшись представившемуся поводу выйти, добавил: – Пойду посмотрю, в чем дело.
И, быстро поднявшись, вышел с намерением
